Олег Лукошин. Владелец тревожности (роман).
Страница 15. <предыдущая> <следующая>
Почва была мясистой, мягкой – ноги погружались в неё чуть ли не по щиколотки. Каждый шаг давался с трудом – за двадцать минут Вадим не прошагал и километра.
Он старался ориентироваться на ветви – их было вроде бы больше на той стороне, которая смотрела чуть влево и назад от направления его следования. Вадим оглядывался – не искривилась ли линия его следов. Она казалось прямой. Чем дальше от просеки, тем гуще росли деревья и рука лесников уже не ощущалась на них. С ветвями становилось сложнее – теперь покрывали стволы равномернее и служить ориентиром вряд ли могли. Вадим оставил это занятие.
Это было характерно для него. Человек широкой натуры, он просто физически не мог уделять внимание мелочам. Он живо и с азартом брался за новое дело и – нет, не бросал его на полпути, такой безалаберности за ним не наблюдалось – завершал его, всегда завершал, правда не с тем хотением, какое наблюдалось поначалу. Детали отпадали, все силы направлялись на протаривание основной линии и пусть шероховато это выглядело, но сообразно с задумкой. Вредила ли эта особенность характера ему в жизни? Не знаю, определённо не скажешь. Мы все заложники собственных слабостей, они-то и создают индивидуальность. Абсолютный человек – скучное существо. Он всегда прав, всегда собран и нацелен на результат, всегда достигает его. Ему чужды эмоции, а чувства не сбивают с намеченной цели. Сомневаюсь, существуют ли такие в действительности и совершенно тщетны попытки коварных философов направить силы человечества по этому пути. Люди – дети порока. Сладкая нега разврата манит их к себе, в этом нет ничего унизительного – лучше пить из чаши разврата, но сладость, чем из чаши смирения, но горечь. Жизнь одна, после смерти ничего нет, после смерти – лишь пустое и гулкое небытие. Душу придумали пугливые мечтатели, которые не могли мириться с собственным концом. Глупые, наивные человеки, вам ли бунтовать против положения вещей, вам ли сжимать кулачки на естественный ход мироздания? Все вы умрёте, и вас не встретит за порогом смерти благостный свет, его нет там. Жизнь оканчивается, когда останавливается сердце, холодные и рассудительные врачи понимают это. Понимают и многие другие, но лишь некоторые отваживаются сказать свое гневное "нет" на лживые домыслы идеалистов. Дешёвая вера в бессмертие духа гуляет по людским умам, и люди настолько слабы, что не в силах воспрепятствовать этой гнусной иллюзии. Попадают под её жернова, живут надеждами на новые жизни – но исчезают в итоге. Исчезают в никуда. Новых жизней не будет – жизнь одна. Бога нет – он не поможет тебе с поиском нового тела и окружающей субстанции. Смерть явна и абсолютна. Так проживай же свою жизнь без печали и скорби, без надуманных запретов и служений идолам, проживай её в сладостном пороке – жизни не будет больше, а небытие спишет всё в анналы.
Я тоже по молодости и неопытности создавал себе всяческие иллюзии, рождал всевозможнейшие химеры, верил в самую изощрённую небывальщину. Но шоры спадали со временем, и Истина – великая и единственная – открывалась мне во всей своей безбрежности. Истина – это пустота. Это ничто, это отсутствие. Это бескрайняя чернота – она холодна и холод обжигает, но к нему привыкаешь, он начинает нравиться. Бессмертие ужаснее смерти, сейчас я не хочу бессмертия. Я хочу конца, хочу завершения, хочу итога. Хочу исчезнуть в один из прекраснейших моментов и никогда не появляться больше. Так интересней, поверьте – уйти в никуда, стать ничем. Гнусная череда реинкарнаций – в чью только голову мог придти такой мерзейший образ! Рождаться, жить, умирать, рождаться снова, чтобы снова умереть – неужели это то бессмертие, какого вы хотите? Тихое, сладкое небытие, счастливое и умиротворённое отсутствие – вот чудеснейший из образов. Я хочу его, я к нему стремлюсь, и чёрт меня побери – я буду в нём!
– Молодой человек! – раздался откуда – то сбоку звонкий женский голос.
Вздрогнув, Вадим обернулся. Улыбающаяся цыганка сидела прямо на земле чуть поодаль и цветастая её юбка была распластана словно парашют.
– Помоги пожалуйста, красивый!
– Что с тобой? – спросил Вадим, не трогаясь с места.
– Упала, встать не могу.
– Не может быть!
– Помоги, не обижай девушку! – скалила зубы цыганка.
Вадим осмотрелся. Никого вокруг не было.
– Никого нет, никого. На тебя одного надежда! – сказав это, она засмеялась. Откинула голову назад, распущенные волосы взмыли на мгновение. Смотрела озорно и пристально.
Не торопясь, Вадим зашагал к ней.
– Лес паршивый, – говорила цыганка, не спуская с него глаз, – одни кочки да сучья. Споткнулась вот, развалилась – а встать сил нет. Кто бы помог, думаю – и глядь, ты идёшь. Ай, хорошо как – поможешь, поставишь девушку на ноги!
Какие – то проблески красоты угадывались в её смуглом лице. Губы были тонкие, зубы белые, глаза раскосые и смеющиеся. Красивые глаза. Задрав голову, она смотрела на Вадима. Сильный винный запах исходил от неё, но не раздражал – в нём было и что – то приятное.
– Встать не можешь? – спросил Вадим.
– Точно.
– Так кто же пьёт с утра?
– А сейчас уже не утро. Стемнеет вот – вот. Да и выпила я всего стакан.
– Давай руку.
Цыганка ухватилась и, тяжело охая сквозь смех, позволила поставить себя на ноги. Тут же едва не упала, но прислонилась плечом к дереву. Пуговицы на её блузке были расстёгнуты, шея оголена и даже предгория грудей открывались взгляду.
– Ай, спасибо тебе, красивый! Если б не ты – не знала бы, что делать.
– Не за что, – отозвался Вадим. – Как себя чувствуешь, снова не упадёшь?
– Ой, не знаю. Дай мне руку, держаться за неё буду, а то и вправду упаду.
Она взяла его руку и прижала к животу.
– Слышишь, как сердце бьётся?
Глаза её были прищурены, рот приоткрыт.
– Сердце не там, – сказал Вадим.
– А где? – почти шёпотом спросила цыганка.
– Выше.
– Выше?
– Угу.
– Вот здесь?
– Она переместила ладонь к левой груди. Грудь впечатляла – была тугой, упругой и очень приятной на ощупь.
– Да – а, – сказал Вадим. – Очень учащённое сердцебиение.
Положил свободную руку на соседнюю. Цыганка отступила на шаг.
– Ну хватит, хватит, – отстранилась.
Вадим убрал руки и засунул их в карманы куртки. Цыганка выпрямилась, оправилась, застегнув все пуговицы на блузке и плотнее запахнулась платком.
– Куда путь держишь? – спросила его.
– К дому, – отозвался Вадим.
– И где твой дом?
– В Сомово. Знаешь такую деревню?
– Знаю.
– Вот, туда иду.
– Как звать тебя?
– Вадим.
– Вадим... Красивое имя.
– А тебя?
– Меня – Настя.
– Очень приятно.
– А что мы стоим? – спросила она. – Пойдём потихоньку, мне тоже по пути.
– Тоже в Сомово?
– Нет, ближе.
Они тронулись. Шагали не спеша.
– Ближе – это куда?
– Да тут наши быть должны.
– Табор?
– Нет табор не здесь. Табор у реки.
– А здесь что – засада?
Цыганка хохотнула.
– Вроде того.
– На кого – на меня?
– Не-е, нужен ты нам.
– А что? Устроили засаду, тебя вперёд подослали...
– Для чего?
– Ну, мало ли! Сгубить меня решили.
– Я тебя в первый раз в жизни вижу.
– Так это лучше даже. Изведёшь меня – и никакой жалости.
– Чем изведу?
– Ну, мало ли чем можно, – он обнял её за талию. Она не отстранилась и руки не убирала.
Вадим остановился. Остановил и её. Обхватил обеими руками, прижал к себе, ткнулся губами в её лицо.
Она не вырывалась, позволяла себя целовать, но сама не отвечала.
Вадим нагнулся, подхватил её на руки и положил на землю. Так резко, что Настя ударилась об неё головой.
– Ну, вот, – закатывая глаза, бормотнула она, – только что валялась и снова...
Вадим задрал подол платья – за ним оказался другой и вроде бы были ещё. Он закинул их все разом. Под ними открылись рваные коричневые колготки – дыры были на коленах и между ног. Из той, что между ног, проглядывали серого цвета трусы. На ногах у Насти были потрескавшиеся ботинки, очень похожие на армейские. Вадим шарил по ней руками.
– Ну не здесь же... – шептала она.
– Больше негде, – отвечал он также глухо и сдавленно. Рука его залезала в трусы.
– А вдруг у меня гонорея? – сказала она, глядя на него из – под полуприкрытых век.
– Ну и пусть, – ответил Вадим, стаскивая колготки.
Настя уцепилась вдруг за них.
– Не, надо Вадим!
Он попытался отстранить её руки.
– Не надо, пожалуйста.
– Что такое? – спросил Вадим шёпотом.
– Я не хочу.
– Почему?
– Не хочу и всё.
– Да мы быстро. Никто не увидит.
– Не в этом дело. Просто я не хочу.
– Я тебе не нравлюсь? – улыбнулся он.
– Нравишься, – ответил она. – Но сегодня не надо. В другой раз.
– Другого раза не будет.
– Ну Вадим, пожалуйста!
Он ослабил хватку, потом и вовсе отпустил её. Завалившись набок, скатился с Насти и перевернулся на спину. Между голых крон деревьев мерцало свинцовой тяжестью небо. Всё оно было одной сплошной тучей.
– Опять дождь будет, – сказал он.
Цыганка стоя на коленях, оправляла одежду.
– Да, наверно, – сказала она, подняв глаза.
– Дойти бы до дождя. Второй день шляюсь– домой попасть не могу.
– Не пускает кто?
– Да, кто-то не пускает.
– Такое бывает.
– С тобой тоже?
– Не раз.
– Неужели у всех так?
– Наверно.
– А кто, ты знаешь?
– Боженька.
– Э-э, боженька! Ну ты скажешь...
– А что?
– Банально. У кого не спросишь – все на боженьку валят. Так же нельзя.
– Все под ним ходим.
Она поднялась на ноги, он – за ней.
– Кстати, – сказал Вадим, – я правильно иду?
– В Сомово?
– Да.
– Правильно.
– А где же поле? Мне сказали, к полю выйду.
– Поле – это совсем уже у Сомова.
– А мы сейчас далеко?
– Километрах в трёх.
– Чёрт! Сколько иду – и всё три километра!
– Откуда идёшь?
– Так-то из Кузлей. Но меня на мотоцикле подвезли. До просеки.
– Ты не похож на деревенского.
– Я не деревенский.
– В гости приехал?
– Да. Старушку – мать навестить, могилы предков.
– В отпуск?
– Можно и так сказать.
– И долго ещё гулять?
– Достаточно... Уже надоело.
Настя шла чуть впереди, он поодаль.
– Вот вам лафа наверно. Вечный отпуск.
– Да нет, не скажи.
– Ну всё равно, жизнь весёлая.
Настя не ответила.
– Тебе сколько лет? – спросил Вадим.
– У женщин не спрашивают возраст.
– Да ладно. Не старуха ведь.
– Тридцать девять, – отозвалась она после паузы.
– Ого! Замужем?
– А как же.
– Так может нам расстаться, пока не поздно.
– Не трусь, он хороший человек.
– Ну, если хороший...
– Вот ты – сразу видно, что не женат.
– Как ты определила?
– По признакам.
– Что за признаки?
– Смотришь не как женатый.
– Они как-то по-особому смотрят?
– Конечно.
– А кто лучше?
– Лучше не знаю кто. Но определить всегда можно.
– Настя, – говорил он и той, другой, полузабытой девушке своего двадцатилетия. – Пойдём в лес.
– Зачем? – спрашивала она.
– Так, погулять.
Тоже Настя, но светлая. Стрижка у ней была короткой, но пышной. Вряд ли она была натуральной блондинкой, естественный цвет волос был скорее каким-нибудь мышиным. Но была всё же броской – носила футболку, джинсы в обтяжку. Щурилась интересно.
Дом отдыха был дрянной и вшивый. Вадим не поехал бы, если б не Мишка – заклятый друг и напарник по смене "Б", слесарь четвёртого разряда.
– Поедем, – говорил он, – развлечёмся.
Не хотел. Очень не хотел.
– Да не хочется что-то.
– Брось! Я обещаю тебе сногсшибательный отдых.
Поехали всё же.
Загородный дом отдыха для пролетариев. Лена маляром была, кажется. Или штукатуром. Познакомились у ручья – работяги стояли за водой. Их тоже двое – она и подруга. Как же, как же?.. Лена? Да, вроде. С ней Мишка.
– Девчонки, вы тоже здесь отдыхаете?
– Да, а вы?
– И мы тоже.
Михаил улыбался во весь рот, глупо-преглупо.
– Во, классно! А давайте познакомимся.
– Давайте, – отвечали они хихикая.
– Меня зовут Миша, – говорил он, – а вот этого скромного парнягу – Вадим.
– Вадим! – воскликнула беленькая. – Какое красивое имя.
Не мудрено, что потянуло к ней.
– А вас как зовут?
– Меня Лена. – Лена была потемнее.
– А я Настя.
– Настя! – воскликнул он. – Какое красивое имя!
Не мудрено, что потянуло к нему.
Они хихикали, глупые девушки.
– Просто воздухом подышим. Что тут толпиться?
– Ну пойдём.
Взяла его за руку даже. Дискотека на открытом воздухе мерцала тремя разноцветными лампочками. Кучка молодёжи дрыгалась под музыку. Где-то среди них и Мишка. Вадим разглядел его – он махал рукой. Давай, мол.
– Вадим, что тебе взять?
– Что?
– Компот или чай?
– Да я возьму.
– Ну позволь уж поухаживать.
В столовой садились вместе, столы как раз были на четверых. Она – всегда напротив.
– Вы какое училище заканчивали? – спрашивала Лена. – Сороковое?
– Я сороковое, – отвечала Мишка. – А Вадим ничего не заканчивал.
– Почему?
– Он и так умный.
– Да-а!
– А как вы догадались, что сороковое?
– Да уж догадались.
– А вы какое?
– Семнадцатое.
– Что, хорошо в семнадцатом?
– Как везде.
– В семнадцатом одни девчонки.
– Нет, пацаны тоже есть.
– Вот им классно – как в малине.
– У нас мальчики были очень-очень скромные.
– Да, – поддакивала Настя. – И дебильные.
– Во-во, – кивала Лена.
– Дебильные! – ржал Мишка.
– С ними не поговорить вообще. Сидят, как идиоты. Только матом ругаться могут.
– Ну, это мы тоже можем.
– Лучше не надо.
Нравственные девушки. Тонкие натуры.
– Чё, друг – то есть у тебя? – спрашивал её Вадим.
В перелеске они были не одни, гуляла ещё парочка.
– Ну, конкретного такого нет. А у тебя?
– И у меня нет друга.
Она смеялась. Уткнувшись ему в плечо.
– Я про подругу спрашиваю!
– Ну, конкретной такой нет.
– А неконкретная?
– Неконкретные бывают.
– Ох ты! И много?
– Да нет! Всё это так ведь... несерьёзно.
– Как тебя понимать?
– Ну, я не про секс там какой-то говорю, а просто про человеческое общение.
Она не спускала с него глаз.
– Да, точно, точно. Вот так вот, чтобы понимал тебя человек – это очень редко бывает. Даже мы с Ленкой – на что подруги, а всё равно как-то не так. Я вот ей, допустим, очень многого не могу сказать.
– Это нормально.
– Ты думаешь? А у вас с Мишей – так же?
– Ну, я бы не сказал, что мы с ним большие друзья. Работаем просто вместе. Так-то мы с ним разные люди.
– Да, я заметила это.
При доме отдыха был пруд, но там не купались. Ходили к реке, это далеко довольно.
– О-о! Какой у тебя купальничек! – щурился на солнце Мишка. – Я просто торчу!
– Нравится? – наивно спрашивала Лена.
– Класс!
– Ну, у Насти-то красивше!
У Насти действительно был красивей. Оранжевый, а она загорелая – он смотрелся эффектно на ней.
– Как вода? – спрашивала она у Вадима.
– Холодная. Но купаться можно.
– У-а-а-у, – дрожала Лена, заходя в воду. – Дубак просто!
– Ничё, сейчас привыкнешь, – это уже Мишка.
Он заходил по пояс, потом нырял.
– А – а – а – х!!! – орал, показавшись на поверхности.
Вадим нырял следом. Девчонки не ныряли, заходили по сантиметру.
– Девчонки! – орал Мишка. – Плывите ко мне, у меня вода теплее!
– Теплее? Серьезно?
– Да. Тут какая – то струя подводная.
– Ладно, сейчас.
– Не надо, не плывите, – говорил Вадим. – Он прикалывается.
Ленка шептала что – то на ухо Насте и они снова хихикали.
– Подожди, подожди. Ты же кусаешь меня!
– Я просто чтобы эротичнее.
Он прижимал её к дереву и шарил по телу. Она тоже трогала его – просунула ладонь за резинку трико и обхватила конец.
– Нравится так?
– Да, здорово.
Он задрал футболку и из-под неё гладил груди. Обхватывал пальцами соски и оттягивал – видел так в кино.
– Вадим, мне больно!
– Извини.
– Не сжимай так сильно.
– Ладно.
Раздались чьи-то шаги. Они замерли, прижались друг к другу – тётка с мужиком прошагали мимо. Мужик, обняв подругу, шептал ей что-то.
– Сегодня ночь любви.
– Да уж, – кивал Вадим.
– Ты так возбудился классно.
– А ты?
– Не чувствуешь разве?
– Ну, у тебя в размерах ничего не увеличивается.
Она прыгнула.
Он засунул руки в джинсы. Гладил ягодицы. Они такие большие были, гладкие.
– Ну чё, пара на пару что ль?
В красном уголке стоял теннисный стол. Развлечений немного было, поэтому на него выстраивалась очередь. Мишка – тот теннисист был заядлый, его хлебом не корми, дай только поиграть.
– Только не вы против нас, – отвечала Лена.
– А как?
– Я с тобой, а Вадим с Настей.
– Ладно, давайте так.
– Ты хорошо играешь? – спрашивала его Настя.
– Вообще не умею.
– Я тоже. Что делать будем?
– Да ну, не на корову же играем.
– Кстати, на что играем? – кричал Мишка.
– Ни на что, просто так, – отзывалась Настя.
– Не-е, так не в кайф, – качал он головой. – Давайте вот так лучше: проигравшие три раза обегают вокруг дома. Голые.
– Не – е – ет, так дело не пойдёт!
– На самом деле, Миш, – говорила Лена, – а вдруг мы проиграем?
– Ты чё, мы никогда не проиграем!
– А мы на такие условия не согласны! – возражала Настя.
– Хорошо, какие ваши условия?
– Мы с Вадимом плохие теннисисты, мы всё равно проиграем. Давайте просто так.
– Действительно, Миш! – вступилась за подругу Ленка. – Давай просто так, что ты всё хочешь извращения какие – то.
– Ну ладно, – соглашался нехотя Мишка. – Так и быть. Только мы всё равно вас сделаем.
– Сейчас, секунду... Давай.
Он лёг снова, напрягся.
– Не идёт что-то...
– Нужен толчок.
Вадим толкал – член вошёл наконец в отверстие.
– Только в меня не надо.
– Ладно.
– Предупреждай, как пойдёт.
Пошло неожиданно быстро.
– Идёт!
– Слезай, слезай!
Он лихорадочно дёрнулся назад. Успел вроде.
– Блин, ты меня всю замарал!
– Извини. Я вытру.
Надев штаны, он встал. Дотянулся до ближайшей ветки, сорвал несколько листьев.
– Дай, я сама. Ты размажешь только.
Он отдал ей. Настя, сидя на голой заднице, со спущенными джинсами, вытирала с них выделения любви.
– Нет, к ручью идти надо. Так не отчистишь.
Она встала, натянула трусы, потом брюки.
– Проводишь до ручья?
– Конечно.
Вечерами сидели в беседке. Пили дешёвое вино.
– Встречаются две девушки, – рассказывал Миша анекдот. – Одна помоложе, другая постарше. Та, что помоложе, говорит: "Самый болезненный в жизни момент – это когда лишаешься девственности".
Девчонки хихикали.
– А вторая, постарше которая, возражает: "Нет, ты молодая ещё, жизни не знаешь. Самый болезненный в жизни момент – это когда рожаешь ребёнка. Вот это мука так мука!"
Девчонки снова хихикали.
– Первая не соглашается, спорить взялась. Короче, стоят они, спорят, руками машут – каждая на своём. Вдруг, откуда не возьмись, грузин появляется. "Дэвушки, дэвушки, – говорит. – Вам кагда-ныбудь па яйцам были, а?"
Девушки смеялись.
– А Вадим что нам расскажет? – подтрунивала над ним Лена.
– Я анекдоты не умею рассказывать, – отвечал он.
– Что ж ты так скудно – то?
– Лен, ну чё ты? – заступалась за него Настя. – Как дура прям. Не рассказывает человек анекдоты, оставь ты его в покое.
Потом вернулись на дискотеку.
– Ну как? – не разжимая губ, спросил его Мишка.
– Дело сделано, – кивнул он ему.
– Молоток! – хлопнул тот его по спине. – Лен, пойдём погуляем!
Уезжали одновременно. Сели почему – то на разные сиденья и даже не рядом – девчонки впереди, а они с Мишкой сзади. Выходя из автобуса, сказали пару слов друг другу.
– Ну чё, пока, – улыбнулась ему Настя.
– Пока, – ответил он.
– Заходи, адрес знаешь, – но глаза говорили не надо.
– Ладно, – сказал он. – Зайду.
Но не зашёл конечно.
Олег Лукошин. Владелец тревожности (роман).
Страница 15. <предыдущая> <следующая>