В заключение этой книги я хотел бы рассмотреть очень важную, на мой взгляд, проблему – самоубийство. А главное рассмотреть вопрос о том, как на самоубийство смотрят люди, и как смотрит Бог. Но прежде, чем приступить к рассмотрению обозначенной в заглавии этой главы проблемы, хочу предоставить вниманию читателя отрывок из Достоевского, в котором излагается монолог одного самоубийцы:

«…В самом деле: какое право имела эта природа производить меня на свет вследствие каких-то там своих вечных законов? Я создан с сознанием, и эту природу сознал: какое право она имела производить меня, без воли моей на то сознающего? Сознающего, стало быть, страдающего, но я не хочу страдать – ибо для чего бы я согласился страдать? Природа чрез сознание мое возвещает мне о какой-то гармонии в целом. Человеческое сознание наделало из этого возвещения религий. Она говорит мне, что я, – хоть и знаю вполне, что в «гармонии целого» участвовать не могу и никогда не буду, да и не пойму ее вовсе, что она такое значит, – но что я все-таки должен подчиниться этому возвещению, должен смириться, принять страдание ввиду гармонии в целом и согласиться жить. Но если выбирать сознательно, то уж, разумеется, я скорее пожелаю быть счастливым лишь в то мгновение, пока я существую, а до целого и его гармонии мне ровно нет никакого дела после того, как я уничтожусь – останется ли это целое с гармонией на свете после меня, или уничтожится сейчас же вместе со мною. И для чего бы я должен был так заботиться о его сохранении после меня – вот вопрос? Пусть уж лучше я был бы создан как все животные, то есть живущим, но не сознающим себя разумно; сознание мое есть именно не гармония, а, напротив, дисгармония, потому что я с ним не счастлив. Посмотрите, кто счастлив на свете и какие люди соглашаются жить? Как раз те, которые похожи на животных и ближе подходят под их тип по малому развитию их сознания. Они соглашаются жить охотно, но именно под условием жить как животные., то есть есть, пить, спать, устраивать гнезда и выводить детей. Есть, пить и спать по-человеческому значит наживаться и грабить. Возразят мне, пожалуй, что можно устроиться и устроить гнездо на основаниях разумных, на научно верных социальных началах, а не грабежом, как было доныне. Пусть, а я спрошу: для чего? Для чего устраиваться и употреблять столько стараний устроиться в обществе людей правильно, разумно и нравственно-праведно? На это уж, конечно, никто не сможет мне дать ответа. Все, что оне могли бы ответить это: «чтоб получить наслаждение». Да, если б я был цветок или корова – я бы и получил наслаждение. Но, задавая, как теперь, себе беспрерывно вопросы, я не могу быть счастлив, даже и при самом высшем и непосредственном счастии любви к ближнему и любви ко мне человечество, ибо знаю, что завтра же все это будет уничтожено: и я, и все счастье это и вся любовь, и все человечество – обратимся в ничто, прежний хаос. А под таким условием я ни за что не могу принять никакого счастья, – не от нежелания соглашаться принять его, не от упрямства какого из-за принципа, а просто потому, что не буду и не могу быть счастлив под условием грозящего завтра нуля. Это – чувство, это непосредственное чувство, и я не могу побороть его. Ну, пусть бы я умер, может быть, я все же был бы утешен. Но ведь планета наша не вечна и человечеству срок – такой же миг, как и мне. И как бы разумно, радостно, праведно и свято ни устроилось на земле человечество, – все это тоже приравнивается завтра к такому же нулю. И хоть это почему-то там и не обходимо, по каким-то там всесильным, вечным и мертвым законам природы, но поверьте, что в этой мысли заключается какое-то глубочайшее неуважение к человечеству, глубоко мне оскорбительное, и тем более невыносимое, что тут нет никого виноватого.

И, наконец, если б даже предположить эту сказку об устроенном, наконец-то, на земле человеке на разумных и научных основаниях – возможною и поверить ей, поверить грядущему, наконец-то, счастью людей, – то уж одна мысль о том, что природе необходимо было, по каким-то там косным законам ее, истязать человека тысячелетия, прежде чем довести его до этого счастья, одна мысль об этом уже невыносимо возмутительна. Теперь прибавьте к тому, что той же природе, допустившей человека, наконец-то, до счастья, почему-то необходимо обратить все это завтра в нуль, несмотря на все страдания, которым заплатило человечество за это счастье, и, главное, нисколько не скрывая этого от меня и от моего сознания, как скрыла она от коровы, – то невольно приходит в голову одна чрезвычайно забавная, но невыносимо грустная мысль: «ну что, если человек был пущен на землю в виде какой-то наглой пробы, чтоб только посмотреть, уживется ли подобное существо на земле или нет?» Грусть этой мысли, главное – в том, что опять-таки нет виноватого, никто пробы не делал, некого проклясть, а просто все произошло по мертвым законам природы, мне не совсем понятным, с которыми сознанию моему никак нельзя согласиться. Ergo:

Так как на вопросы мои о счастье я через мое же сознание получаю от природы лишь ответ, что могу быть счастливее не иначе, как в гармонии целого, которой я не понимаю и, очевидно для меня, и понять никогда не в силах –

Так как природа не только не признает за мной права спрашивать у нее ответа, но даже и не отвечает мне вовсе – и не потому что не хочет, а потому что и не может ответить –

Так как я убедился, что природа, чтоб отвечать мне на мои вопросы, предназначила мне (бессознательно) меня же самого и отвечает мне моим же сознанием (потому что я сам это все говорю себе) –

Так как, наконец, при таком порядке, я принимаю на себя в одно и то же время роль истца и ответчика, подсудимого и судьи и нахожу эту комедию со стороны природы совершенно глупою, а переносить эту комедию, с моей стороны, считаю даже унизительным –

То, в моем несомненном качестве истца и ответчика, судьи и подсудимого, я присуждаю эту природу, которая так бесцеремонно и нагло произвела меня на страдания, – вместе со мною к уничтожению… А так как природу истребить я не могу, то истребляю себя одного, единственно от скуки сносить тиранию, в которой нет виноватого»¹⁴.

Вам не кажется знакомой эта аргументация? Конечно, нечто подобное мы уже слышали, когда рассматривали еще в первой главе мировоззрение Альбера Камю. Но в отличие от героя Достоевского, Камю приходит к другому умозаключению: если первый решает поставить крест на своей жизни, т.к. не видит смысла в жизни, то второй говорит, что необходимо придумать смысл жизни. Возможно вторая позиция продиктована боязнью смерти и Камю вместо того, чтобы поставить последнюю жирную точку в своей жизни, предпочитает бессмысленное существование и борьбу с абсурдом этого существования. Наверное, большинство людей живут именно по этим двум обозначенным схемам. И только единицы способны найти истинный смысл своей жизни, предписанный свыше, и жить согласно этому смыслу. Но мне бы хотелось сейчас рассмотреть следующий вопрос: имеет ли человек право на самоубийство? Дело в том, что в зависимости от мировоззрения человека, ответ, на поставленный выше вопрос, будет разным. Но я хочу дать здесь ответ, согласно своему собственному мировоззрению.

Понятно, что жизнь является величайшим даром Бога, что она сама есть одна из форм существования самого Бога и неотъемлемой функцией Его собственного бытия. Но мы видим также, что гармония мира грубым образом попирается определенными процессами, цель которых – ниспровержение всех уровней бытия мира. Основанием этих процессов является меоническая свобода, т.е. определенного рода энергия, которой самим Творцом дозволяется некоторое время существовать на земле. Эта энергия может твориться всяким живым существом, наделенным сознанием. Основными стихиями меонической свободы являются дисгармония и хаос. Что же касается жизни как формы существования бытия, то тут у меонической свободы имеется одно из самых эффективных противодейственных средств – смерть.

Казалось бы, что наше отношение к смерти должно быть однозначным – беспринципное ее отрицание. Однако история показывает, что для многих людей ценность их собственной жизни уступила ценности их собственной смерти, а самоубийство явилось их спасительным актом от бремени этого мира.

Имеет ли человек право судить другого человека за то, за то, что тот решил свести счеты с судьбой через самоубийство? Наверно осуждение или неосуждение – это личное дело человека, на которое у него имеется право. Нам важно выяснить здесь более важный вопрос: имеется ли у человека право на самоубийство?

Прежде всего, давайте определимся с самим понятием права, под которым я подразумеваю разрешение заниматься различного рода деятельность и совершать любые поступки, запрет на которые не налагается законом. Что такое закон? Законом для меня является свод правил и предписаний, принятых той или иной общностью людей (государством, церковью, народом). Но так как я являюсь верующим человеком, то для меня законом также являются те правила и предписания, которые поставлены для меня моим Творцом. По причине того, что передо мной стоит огромный свод этих правил и предписаний, принятых либо людьми, либо Творцом, которые порой часто противоречат друг другу, передо мной стоит проблема приоритета того или иного права. В этой связи мне приходится сделать выбор приоритета того или иного права, основанный на признании полномочий власти. Иными словами, мне необходимо выяснить, какая же все же власть имеет надо мной высшие полномочия и на каком основании. Так как я являюсь верующим человеком, осознающим, что я, как и все остальные люди, являемся творениями Бога и производными от Его собственного существования, а все люди перед лицом Бога имеют равноценную значимость, то мне приходится принять в качестве высшего для себя закона тот, который установлен для меня и всех людей на земле нашим Творцом. Это не значит, что я отказываюсь соблюдать право, установленное той или иной общностью людей. Это значит лишь то, что если в той или иной ситуации получится противоречие между правом, предустановленным той или иной общностью людей, и правом, предустановленным Богом, я в качестве приоритета сделаю для себя выбор в пользу второго. Я сделаю этот выбор на том основании, что считаю Божью власть в мире более справедливой и совершенной, чем власть людей. И если меня спросят, в чем постулирован свод законов Бога, которые я обязуюсь исполнять, то я отвечу, что этот свод для меня постулирован в священных писаниях Примордиальной Традиции – Торе, Евангелиях и Коране.

Анализируя, указанные выше тексты, я не смог найти ни одной цитаты, в которой было бы указание на запрет самоубийства. Надо сказать, что в Писании (Торе, Евангелиях и Коране) есть много заповедей о чистоте тела, но я считаю неправомерным делать вывод на запрет о самоубийстве, исходя из этих заповедей. Суть законов о чистоте сводится к тому, что человеку предписываются определенные правила гигиены тела, которые он должен соблюдать и за нарушение которых он должен нести определенную ответственность. Законы о чистоте предназначены для того, чтобы обозначить человеку те рамки в его жизни, в которых будет гарантировано человеку его здоровое развитие. Акт же самоубийства предполагает своевольное окончание развития человека в его текущей инкарнации, но это не значит, что Творец не даст человеку очередного шанса на повторную попытку самореализации и соединения его души со своим Творцом. По крайней мере, в писаниях нигде нет указаний, что за акт самоубийства человека ожидает вторая смерть.

В ортодоксальном богословии мы наблюдаем огульное неприятие самоубийства и причисление этого акта к одному из самых больших человеческих грехов, т.е. поступков, нарушающих закон Божий. Это неприятие самоубийства со стороны ортодоксального богословия обосновывается тем, что акт самоубийства якобы является нарушением заповеди в Торе «не убий» (Втор.5.17). Но правомерно ли подобное обоснование? Я считаю, что нет, т.к. в той же Торе четко очерчена всякая ответственность, которая налагается на человека за то или иное убийство (см. Числа). И в Торе никак не обозначена ответственность человека, которая на него была бы наложена, если бы он совершил самоубийство. Какая же ответственность, спросите вы, может быть наложена на человека, которого уже нет? Я отвечу, что ответственность, предустановленная Богом для души человека, а не для его тела. Из того же Писания мы знаем, что после смерти человека над его душой происходит так называемый «первый суд» после которого душа грешника призвана пройти очищение за свои грехи. Так вот, в писании мы не сможем найти ни одного свидетельства о том, что душе предписано то или иное очищение за то, что она самовольно прекратила свое существование в физическом теле.

Какова же участь самоубийцы после его смерти? Я не смог найти в Писании ответа на этот вопрос, поэтому могу предложить здесь лишь свою версию. Так как развитие души должно происходить естественным образом, т.е. ее пребывание в том или ином физическом теле может быть прервано только при соизволении воли Божьей, то человек, какой бы высокой степени духовного развития он не достиг, не сможет разорвать круг сансары с помощью самоубийства. Иными словами, даже если человек смог достичь нирваны, но Бог не посылает ему условий ни насильственной, ни естественной смерти, это означает, что он еще призван к физической жизни. Обрывать ее или нет – это личное дело человека. Но если отвергает свою призванность к жизни, значит, он отвергает замысел Бога о себе и условиях своего развития. Значит, самоубийство не может гарантировать человеку возможности разрыва сансары.

Я не хочу сказать здесь, что самоубийство не является грехом вообще, т.к. оно является поступком, нарушающим волю Божью (а значит, является грехом). Но необходимо понимать, что человеку на Суде вменяются только те грехи, которые очерчены в Торе. Иными словами, не всякое нарушение Божьей воли ставится в вину человеку и требует несения за это определенной ответственности, но только те нарушения, которые очерчены в Торе, и за которые в Торе указана мера ответственности. Чтобы лучше в этом разобраться, предлагаю обратиться к анализу следующих библейских цитат.

«Всякий делающий грех, делает и беззаконие; и грех есть беззаконие» (1 Иоан. 3-4). Кроме того, в Послании к римлянам мы читаем у другого апостола (Павла) следующее: «… где нет закона, нет и преступления» (Рим. 4:1); «Посему, как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили. Ибо и до закона грех был в мире; но грех не вменяется, когда нет закона»(Рим. 5:12-13).

Анализируя данные цитаты, приходишь к выводу, что в них дается неполное определение греха, т.к. они указывают не на главный, а на второстепенный критерий греха – беззаконие. Ведь из высказывания апостола Павла становится ясно, что грех есть не только беззаконие, но и нечто большее, т.к. «и до закона грех был в мире, но грех не вменяется, когда нет закона». Более того: «где нет закона, нет и преступления». Из этого следует, что до того, как Бог установил через Моисея свой закон, все те люди, которые совершали грех, предусмотренный впоследствии законом, не будут судимы за данные грехи, т.к. закона еще не было. Но Павел говорит также, что «до закона грех был в мире». Что же еще должно иметься в понятии греха, чтобы можно было определить с помощью этого критерия всю сущность греха, который существовал как до Моисеева закона, так и после него? Сам Павел в том же Послании дает наиболее полный критерий греха: «Ибо не законом даровано Аврааму, или семени его, обетование – быть наследником мира, но праведностью веры» (Рим. 4:13); и далее: «… всё, что не по вере, грех» (Рим. 14: 23).

Итак, необходимо сделать следующий вывод: грех есть недоверие Богу и, как следствие этого, нарушение Его воли и закона. В этой связи, мы начинаем понимать слова Павла: «до закона грех был в мире; но грех не вменяется, когда нет закона». Все те люди, которые нарушали заповеди закона до того, как он был дан людям через Моисея, на Страшном Суде не будут обвинены в нарушении их, т.к. эти заповеди еще не были установлены Богом, ведь «где нет закона, нет и преступления».

Смерть есть невостребованная собственность каждого человека в мире. Она не спрашивает у нас соизволения о том, когда ей приходить, ибо как случайность, так и необходимость находятся в полном ее подчинении. Именно этот аргумент порой очень часто приводит человеческую мысль к признанию абсурдности собственной жизни. Что из того, что моя жизнь – это дар Бога? Зачем мне этот подарок, если я знаю, что рано или поздно его у меня все равно отнимут? Именно в ракурсе таких душераздирающих вопросов у человека рождается мысль о праве на собственную смерть. Именно в ракурсе подобного рода вопросов смерть начинает пониматься нами и как востребованная собственность человека: не стоит дожидаться своего неизбежного конца и терпеть этот нелицеприятный цинизм существующей природы вещей, когда можно самому выбрать свой конец с презрительной ухмылкой на устах, выражающей все наше неприятие этого мира.

Альбер Камю анализируя в «Бунтующем человеке» проблему самоубийства, пришел к основному выводу: «Самоубийство – ошибка». Оно означает духовную капитуляцию перед абсурдом мирового бытия. Самоубийство есть выражение нашего неприятия мира или, по крайней мере, тех несправедливый законов, которые стали его неотъемлемой частью. Но для чего жить, если нет смысла жизни? Жить ради смысла, выдуманного нами, отвечает Камю. Но всех ли может удовлетворить подобного рода ответ? Возможно, он может удовлетворить многих, но далеко не всех. К примеру, он не может удовлетворить меня. В этой связи мне приходится искать другие пути решения проблемы смысла жизни.

«Мы оставим этот мир столь же глупым и столь же злым, каким застали его» (Вольтер). Эта сентенция великого француза стала основным девизом очень многих фаталистов. Подобное восприятие мира, на мой взгляд, может сломить даже самого закоренелого стоика. «Мысль о самоубийстве – сильное утешительное средство: с ней благополучно переживаются иные мрачные ночи» (Ницше). Иными словами, само самоубийство можно рассматривать как средство от всех жизненных бед.

Все эти рассуждения можно было бы принять за чистую монету, если бы не одно но. На самом ли деле самоубийство может быть единственно правильным решением в той или иной жизненной ситуации? Если бы феномена реинкарнации не существовало, то с определенной долей уверенности можно было бы сказать, что самоубийство можно признать как правильный выход из той или иной ситуации. Но я верю в реинкарнации, поэтому никогда не смогу прийти к подобного рода выводу. Ведь в случае с самоубийством получается порочный круг, а не решение проблемы. Изъявший себя из этого мира будет заново предоставлен самому себе в тех же условиях развития бесконечное количество раз до тех пор, пока человек не сможет найти иного пути решения проблемы со своим наличным существованием. Мне, конечно, возразят, что в мире не могут быть предоставлено дважды одни и те же условия развития. Безусловно, это так. Но мы знаем, что после смерти человека, если он не смог разорвать сансару, в его кармическом теле остается информация, которая обусловит в дальнейшем выбор новых условий развития человека. И если человек решил изъять себя из мира, по причине того, что его не устраивали какие-либо обстоятельства его наличного существования (к примеру, бедность, или врожденная болезнь и проч.), то у него не будет гарантии, что в своей последующей инкарнации он родится в богатой семье, или здоровым ребенком.

Многие люди догадываются о подобном положении вещей и приходят к выводу о том, что человек находится в рабстве у Бога. Рабство это заключается в том, что Творец тем или иным образом принуждает свое творение к самосовершенствованию. И я полностью согласен с этим выводом. Но я хочу обратить здесь внимание читателя на другую проблему. Стоит ли осуждать Бога за это принуждение? Необходимо понять следующее: человек является клеткой в «организме» Бога. И от того, как эта клетка функционирует, зависит наличное существование самого Творца. Иными словами, у Бога нет лучшего выбора, чем поступать подобного рода образом. Отпустив развитие человечества на самотек, Бог может деградировать и потерять тот статус существования, который Он имеет. Дать человеку абсолютную свободу означает для Бога отобрать эту свободу у Себя и доверить судьбу собственного существования человеку. Бог не может этого позволить в силу тех причин, что подобного рода выбор, будет худшим для Него, чем тот, который Он сделал.

В своей первой книге «Философия творчества» я, путем анализа истории и анатомии мира, пришел к обоснованию очень важного в моем мировоззрении вывода, что бытие мира есть судьба Бога и что смысл существования мира есть акт самоутверждения Бога в своем наличном существовании во благо всего сущего. Цель мира – реализация Божественной любви к человеку. Бог сотворил мир, чтобы иметь возможность любить человека. Но для человека оставлена возможность принять или не принять любовь Бога, т.к. человек сотворен свободным существом. Свобода же человека и свобода Бога – это разного рода свободы: человек – существо относительно свободное (т.е. его свобода имеет определенные границы), Бог – существо абсолютно свободное. И это положение вещей много определяет и позволяет нам также многое понять.