НовостиГоша
Мальчик Гоша вышел на балкон поплевать на прохожих. Долго он плевался, а потом у него кончилась слюна, когда мимо проходил лысый мужик. Лысый мужик его увидел и… И поднялся к Гоше (у того никого не было дома) и украл мальчика. Больше его никто не видел. И Гошу тоже.
Родители очень плакали, но у них не было Гоши. И вообще детей не было. Да и их самих не было.
А один белорусский мальчик из прибалтийского города знал историю про Котовского. Он услышал ее по радио, которого у него не было, да и слышать он не мог, так как был глух. А Котовский пришел к нему во сне и убил его. Но остался жить Чапаев. Он ходил по улицам и приставал к прохожим, но он не был озабоченным, а просто боялся, а они его не замечали, потому что он был невидимым. Он дергал их за рукава, а они не чувствовали. Тогда он зашел в мужской туалет и вышел оттуда Анкой. Она была проституткой и работала на проспекте Победы. Однажды она поймала джип, а за рулем сидел Георгий. Он рассказывал, как в детстве любил плеваться в прохожих, а один раз мимо проходил лысый мужик. Договорить он не успел, так как они попали в автокатастрофу и умерли.
Фантазия с граблями (Мужик)
По темной улице тащился мужик с тюком прошлогодних листьев. Он их сваливал в кучу, которая росла и росла, как огромный дом в новостройку. Аж до неба такой большой тюк из одной кучи в другую.
А ровно в шесть утра он приходил домой и приклеивал на лицо бороду. Потом брал грабли и вычесывал из нее грибочки, которые съедал. А через сутки они вырастали заново. И так каждый день, всю жизнь. На самом деле остальные двадцать три часа он проживал другую жизнь. Дел было по горло. В Багдаде было жарко и скучно, надо построить новую школу для малоумных старух и их собак детских. Он ходил по кругу внутри клумбы и думал. Одна нога его ехала в метро, наступая на соседний сапог. Глаз видел убегающие подсолнухи на фоне затученного неба. Это было смешно, его перло. Вторая нога бежала по берегу моря в поисках съедобных ракушек или хотя бы капустки. Ой, надо же, как его занесло. Вон он, вон он! Эх, в тыкву бы. Да нельзя почему-то. И где-то тоже нельзя, потому сто восемнадцать мне узе. Глупый старый чемодан перебегал дорогу.
Мне пришло на ум, не ему, ЧТО-ТО СДЕЛАТЬ. Например, Буратино. Это такой персонаж с деревянными яйцами. Он клюет людей до крови. Он очень страшный и никто не знает точных его размеров. Ужас какой-то, на что меня пробило. А волосатый Хрюша с одним глазом на попе? Надо найти еще умные слова, на что оно будет реагировать, ведь я не знаю.
…Замерз, наверное. Молчит, падло. Выбрал тоже место. Где же я буду существовать? И некуда вещи положить. Странное здесь место, очень сухо. Ноги утопают в тумане. Вот если я провалюсь в никуда, якобы под пол, тогда скажут, что я споткнулась, хотя на самом деле я провалюсь в никуда, и уже появлюсь в другом месте, а мне скажут, что я здесь не стояла и нечего лезть без очереди, а то всем не хватит жетончиков на метро. Опять метро и ноги. Воспаление вечности. Это не я сказала – он шепнул мне на ухо, а я снова не успела поймать его, он только что здесь был!
* * *
Отскочил и завис, как пень в летнюю ночь возле ямы. А мы все мечтаем о лучших временах, которые мы уже давно прожили. Застряла сосиска в вилке – ерунда какая-то. Она горькая и такая же как вчера. Вчера были другие – такие, как позавчера. И даже моченые помидоры потеряли цвет и вкус от моего взгляда.
Скрипучая форточка вяло болтается на изоленте. Когда она упадет, меня здесь уже не будет: Злобный Мойдодыр всосет меня в раковину, где уже сидят тараканы. А такая компания не по мне. Поэтому надо срочно одеть валенки и бежать в лес к старой сосне, где можно рыдать навзрыд, пожевывая можжевельник. Гадость редкая, а скука еще хуже.
* * *
За окном расстаял снег, и на голову стали падать чьи-то слюни. Надо ходить с носовым платком, а то случится беда. Одна слюна может быть очень большой и размозжит голову. И покатится она по полю как ночью колобок. Некому тогда идти за пирожками. Сдохла твоя Красная шапка, нечего рыться в моем белье. Оглянуться не успею, а тебя уже нет. Ишь, шустряк!
Опять что-то капает, наверное слюна. Я-те плюну. Чехарда, а туда же. Это болезнь, когда все лезут. Заразная. Как грибы. Хорошее слово. Я даже один рецепт знаю про них. Надо сушить их и есть. Первый приз на конкурсе анекдотов. Где поп, там и попиха. Залезут в лукошко и выглядывают, как очкарики, которые ни хера не видят из-за своей болезни – грибов наелись.
Опять что-то капает, наверное слюна. Пойду стану под крышу. Второбус и все такое. Не мой. Зазывалка скачет, чтоб она упала. И колготки порвала. Теперь она никому не нужна. А все смеются, как не стыдно. И не стыдно, и даже продолжают после этого ездить на метро, мимо причем.
Сухо стало. Забылась, оторвалась и тюить!
* * *
Огневой поток остановил мою голову. Теперь она черная и болит. Темень в глазах, и слезы. Обжигают душу. Вереница мертвых, и я ищу себя. Вон я. А живые бегут следом и смеются. Я одна, пули протаранили любимую голову, вот она в моих руках, смеется, гадина, и отворачивается к стене, зевает, хочет спать. Не спать! Придут санитары и сделают из тебя сумасшедшую. Рубашка прилипает к серым стенам. Это они специально сделали, чтобы я испугалась и начала жаловаться. А молчать, придумают, чем еще можно меня достать. И однажды не проснусь. Потому что некому будет меня убивать. Кончатся люди и патроны.
* * *
Нельзя, нельзя зарываться! Спасать тоже нельзя, у них умов нет. На что им моя жалость, а мне их жимолость?
Уже не вспомнишь тех мгновений, когда лилась рекой душа. А было так совсем недавно, сегодня даже, не вчера!
Не в говне дело. Умы не растут на деревьях, их нельзя купить и пришить на лацкане пиджака или жопы. Пукнет и перестанет скрывать свою голову в вонючем задроченном кармане. Только надо горохом накормить. А бить по лодыжке задней ноги – себе же в ущерб.
Но бить надо – иначе будут сыпаться на крышу барабаны. Они жутко стучат и мешают завтракать. А еще надо выдернуть эту пробку из этого самого места, чтобы дышать нормально.
* * *
Когда я шла по улице, за мной летел ветер, ляпал белый огонь и плющились капли. Плыли мордастые и карманистые. И открылась страшная тайна – метро, это серьезная операция с профессиональными агентами по отлавливанию наркоманов, алкоголиков и прочих подозрительных личностей, опасных для общества. Всё схвачено, четко и оперативно.
Даже не знаю, что делать с жующим мальчиком.
* * *
Мерзлый автобус. Сначала влезли сумки с пустыми бутылками, потом хмырь. Он высмаркался между пальцами, харкнулся, сплюнул на пол, пошел искать место. Вытер одно сиденье, потом другое, обращался к вульгарной девушке. Она села по диагонали. Заполз «динамовский» болельщик, сел. Хмырь харкался, плевался на пол, пялился на вульгарную девицу. Болельщик встал: «Чё харкаешься?» Хмырь: «Она что-то спрашивала». Болельщик: «Не про тебя она. Лучше сядет с футболистом. Правда? Старый козел, уррод. Двадцать шестой день после футбола, никак до дома не доеду. …я его хрясь!»
* * *
Запрыгали и раскололись. Как бананы. И поперло же их в эти трубы. Где шмыг, там и вышмыг. А в кошелках бумажки из райцентра, для инвалидов ихних. Чтобы все читали, не забывали мать родную, и отца-космонавта. Упал же всё-таки. Как мы смеялись!
На «з» всё забыла.
Недоеденный макарон вяло болтался на чайнике, пытаясь залезть в носик. Тыкни его пальцем, чтоб знал. Ведь придет время и для больших дел, серьезных.
* * *
Северное сияние, мать твою. Вот уж никто не мог знать! Догадывались единицы, но они недолго жили. Умирали, распираемые знанием силы неба. Отчасти будучи уже далеко. Задолго до этого восстали мамонты и растаяли. Кто-то сел, сплющив их могучие спины. Всё пригладили, тапком наверное. А! Боженька подскользнулся! Теперь живут, мучаются.
* * *
По земле волочится хобот. Его хихиканье разносится по буряковому полю. Ноги такого уже цвета, что только хоботом и прикрывать. Вдруг он оторвался и остался валяться в пылюке, как дохлая змея. Из нее вышел воздух, она сдулась и ссохлась. Я ее теперь не достану.
Страшная сказка
Гренадеры доковыляли до ручья и упали замертво от зависти при виде такого количества воды. Они сгнили и так или иначе попали в ручей, из которого пили дети из сиротского дома на улице Ленина. Больше никто не пил, потому что знали, что вода пованивает, а дети позеленели и вспухли (такое бывает от выпитой отравленной воды). На них боялись смотреть, поэтому заколотили сиротский дом досками, и дети ослепли. А воспитатели сбежали, прикинутые головной болью. Милиционеры махали палками, но привезли первый лифт, и все забыли про детей. А когда стала умирать старуха, удивились, почему никто не балуется с лифтом. Впрочем в лопухах нашли щенка и снова все обрадовались.
Про зайца
Заколупанный мальчик держал за ухо дурную девочку. А мимо дядя тащил тетю за волосы, как это бывает в старых анекдотах. Больше никого на улице не было.
Но это еще не конец, хотя почти. На другой день мальчик уже не был заколупанный, потому что ему дали денег, и они с девочкой пошли кататься на лодке.
Люди с завистью смотрели на них, потому что у них не было денег, и за это они все стали мстить женщинам. У них повыпадали волосы, они стали некрасивыми, а американцы подумали, что на них опять напали инопланетяне и сняли про это китайский фильм. Все актрисы были лысыми, потом они отсиживались дома, а журналистам говорили, что снимаются уже в другом фильме.
А конец уже был, вы провтыкали – гы-гы-гы.
* * *
Где-то росла береза. На нее падали шишки с другой сосны. Там где лето, там и зима, – говорили мудрые люди и продавали пирожки.
По тропинке бежал заяц и улыбался. Потому что рюкзак на спине. И Пятачок потерялся – в помидорах заблудился, он же маленький. Мухоморы созрели, – говорили мудрые звери и уходили на север.
Нигде не найти таких природных условий как у нас. Ничего не скажешь – рай. И вишня всегда есть, а это главное. Персики и абрикосы это, конечно, совсем другое. Надо разбираться. У меня есть шесть фруктов – два таких и четыре таких. Каких фруктов у меня нет? Никогда не догадаетесь- никаких!
И еще кое-что по секрету: никогда не звоните на почту – там работают заколдованные гномы. У них все синие трусы. А впрочем вам всё равно, вы ведь не курили.