Мурашки бежали по его коже. Хмельные желания бродили в его теле. Сейчас он понимал больше, чем когда-либо, и был уверен в себе как никогда. Звуки лились, лились прямо в сердце, и волна вдохновения сжимала в свои тиски, даря незабываемый восторг.

Митя представлял себя то верхом на белом коне, окруженным почестями и рукоплесканием подданных, то отшельником в скромной келье, где он постигал тайны, до сих пор неведомые. Он знал, что будет именно так, как он это придумал, потому что (он это сейчас ясно понимал) иначе быть не может.

– Проводи бабушку, Митя, – опустил его на землю голос матери.

Митя только отмахнулся.

Иной, лучший мир звал в свои объятия и обещал блага всевозможные.

Бабушка ушла. Вскоре в институт отправился и Митя.

Когда он вернулся домой вечером, его огорошили новостью:

– Бабушка умерла. Она упала на улице, и никто не обратил на старушку внимания. Она лежала так неизвестно сколько, а когда приехали врачи, то лишь констатировали смерть.

Всю ночь Митя проворочался без сна. Пойди он вместе с бабушкой, она, может быть, не умерла. Он чувствовал вину. Он проклинал себя и свою наивность – ведь настоящая жизнь здесь и сейчас, а не там, куда он отправляется в моменты ослепления мурашками.

На следующий день Митя сидел на лекции и слушал про труд великого философа: "Рождение трагедии из духа музыки". Митя не вникал в мысли, изложенные в этой книге, для него "Рождением трагедии из духа музыки" был его вчерашний день. Митя вслушивался в себя и грустил сейчас.