Под сенью тяжелых свинцовых туч стоял этот дом – уродливый кирпичный особняк с покосившейся и просевшей крышей. Окна, забранные когда-то белой, а теперь ржавой решеткой из арматуры, изображавшей восходящее солнце, были мутноваты и с паутиной по углам. В доме вроде бы два этажа, но комнаты внутри располагались так кривобоко, что налезали друг на друга, отхватывали части площади, и можно считать, что у особняка полтора этажа. Был еще подвал, и единственное его окошко смотрело на свалку на заднем дворе, где обреталась чуть ли не половина всех бродячих собак в городе.
      Кривобокие комнаты соединяли такие же искривленные лестницы, приступочки в три ступеньки и корявые порожки, такие высокие, что споткнуться о них было делом несложным.
      Ночами, когда собаки на свалке начинали свой заунывный вой да слабо разгорался синеватый фонарь перед дверью, можно было заметить и чердачное окошко, что днем совершенно сливалось с гнилой кровлей, по слабому, но четкому синеватому свету, изливающемуся изнутри.
      Когда-то давно за этой неказистой стальной дверью скрывался следственный изолятор, но вот уже сорок лет висит над угрюмым порогом почерневшая вывеска:
      «Школа вождения».

      Алексей Шиповалов всегда хотел научиться водить машину. Причем в его мечтах обязательно фигурировало что-то большое, потрясающее размерами и габаритами. И неважно, что это почти не ездит, ржавое насквозь и оглушительно стучит клапанами, пусть, лишь бы сидеть высоко над асфальтом и свысока поглядывать на других водителей.
      Возможно, эта тяга к огромным габаритам была отражением комплексов самого Шиповалова, что имел рост метр пятьдесят и к тому же носил тяжелые биноклеподобные очки, издали походящие на водолазные. Из-за этих жутких очков он трижды ходил к окулисту, его отсылали обратно, и только бешеный напор и хорошая память на буквы (он заучивал их на плакатах загодя) позволили ему получить разрешение на вождение.
      Вынужденный, идя по жизни, смотреть на всех снизу вверх и бежать медленнее всех из- за коротких ног, Алексей с восхищением глядел на автомобили, большие и быстрые, где даже такой карлик, как он, может двигаться со скоростью, одинаковой с остальными. То есть быть не хуже. Легче легкого – настроил сидение и вот ты такой, как все. Даже братья-водилы помигивают тебе фарами, если позади них остался милицейский пост.
      Так что, дожив до двадцати восьми лет, Шиповалов решился осуществить свою давнюю мечту. И даже то, что ему самому эта затея казалась невыполнимой (помимо плохого зрения у него была еще и отвратительная реакция), не могло его остановить.
      Школу он выбирал не долго. Пролистал рекламные газетенки на плохой бумаге. С ходу отмел две новомодные, образованные на базах каких-то сервисов однодневок, зато пестрящих услугами и предлагающих иномарки в качестве учебных машин. Обвел розовым фломастером еще две, а потом в глаза ему кинулась короткая рекламка, гласившая:
      «Школа вождения. Набор новых групп. Работаем более сорока лет».
      Собственно, там больше ничего не было, но взгляд Шиповалова сразу остановился на сроке работы школы. Надо сказать, надежность у него ассоциировалась со временем. Он и машины любил в основном старые, потому как были они большими и все еще ездили. Не доверял современным автомобилям, приходя в восторг исключительно от старых «Волг» и «Побед».
      Собственно, тогда все и было решено. Сорок лет стажа, и пусть там учат водить на горбатых «запорожцах», школа надежна и будет существовать в течение еще долгого времени. Он любил надежность и размеренность жизни.
      Телефона в рекламке не было (его не было и в школе, как он узнал в дальнейшем), имелся лишь адрес: улица Краснополянская, дом тринадцать. Увидев номер, Шиповалов приглушенно хохотнул – был он суеверен. Но сорок лет работы - надо бы узнать, были у них несчастные случаи?
      Уже на следующий день он выбрался посмотреть на свое учебное заведение. Добрался быстро и обнаружил, что Краснополянская улица одним своим краем задевает местный лесопарк, а другим уже упоминавшуюся свалку, хотя та и была скрыта от глаз людских бетонным забором с непристойными надписями. Мерзкая улица, и фонарей не наблюдалось, так что Алексей содрогнулся, представив, как придется возвращаться отсюда в темное время суток.
      Пройдя вдоль улицы, шарахнувшись пару раз от каких-то подозрительных типов, обитающих в этих трущобах, он, наконец, увидел школу.
      Поначалу она ему даже понравилась. Несмотря на облезлый кирпич, мутные стекла и провисшую крышу, было в ней что-то древнее, надежное, патриархальное. Разве могут плохо учить в такой школе? Тут и преподаватели, наверное, маленькие, седенькие старички с огромным опытом и ездящие на занятия медленно и аккуратно.
      Быстрой езды Шиповалов не любил.
      Перед школой стояли покосившийся столик и полувбитая скамейка. В стороне раздавался тоненький писк - это в ямке под стенами возились маленькие черные щенки. Подойдя поближе, Алексей присел на корточки и улыбнулся. Щенков он любил, а взрослых собак, по причине их размеров, нет.
      - Ути, - сказал он, и один из щенков поднял голову с тупой, короткой мордочкой.
      Его глаза были затянуты белесой, кефирного цвета пленкой. Он явно не видел, и зрачки сияли на фоне черной шерсти как маленькие луны среди на миг разошедшихся туч.
      Шиповалова пробила дрожь, и он поспешно поднялся. Щенков было жалко, но выглядели они противно.
      Постояв немного, он мощно толкнул дверь, и она отворилась со скрежетом, явив свету бронзовые фигурные ручки с внутренней стороны. Вестибюль был полутемен, освещался лишь тусклой лампочкой без абажура и хранил стойкий запах мокрого картона. На стенах висели плакаты, а пол покрывал вытертый зеленоватый линолеум.
      Стараясь не шуметь, Шиповалов прошел внутрь. В вестибюле никого не было. Отсюда уходили три двери – тяжелые, с бронзовыми ручками. На одной красовалась табличка «Туалет» – тоже тяжелая и бронзовая. Две другие были прикрыты.
      Алексей кинул взгляд на плакаты – потертые, с выцветшей краской, и остановился изумленно перед висящим как раз над средней дверью. С виду этот был новый, хотя стиль тот же, агиточный.
      Плакат покрывали яркие, глянцевые фотографии. Цветные, качественные, они изображали во всех ракурсах жертв дорожно-транспортных происшествий. Фотография за фотографией – истерзанные, окровавленные тела. Разодранные, раздробленные, без рук и ног, с размозженными головами и вытаращенными в последнем испуге глазами – казалось, кровь с фоток закапает сейчас на пол алыми капельками. Иногда возле изуродованных тел встречались куски искореженного металла, колеса с ободранной резиной.
      Особенно впечатлял труп мужика, лежащий головой аккурат на разделяющей полосе, у которого на щеке отпечатался след радиаторной решетки машины. Похоже на мерседесовскую.
      Над фотографиями тоже выведенная темно-красным, под цвет крови, надпись аршинными буквами:
      «Так ездить нельзя!!!»
      Пока Шиповалов пялился на плакат, позади скрипнула массивная дверь и чьи-то шаги затопали по линолеуму. Алексей обернулся и увидел какого-то типа с щетинистым, отекшим лицом, прямо-таки кричавшим о вчерашней попойке. Под глазами мужика набрякли желтовато- коричневые мешки, а сами зеркала души оказались полускрытыми тяжелыми веками.
      Он вошел и оторопело уставился на плакат, вытаращив глаза с сетью мелкий красных прожилок.
      - Это… - сипло до невозможности сказал он. – Здесь что ли водить учат?
      - Угу, - ответствовал Шиповалов тоненьким голосом и хотел добавить еще что- нибудь, да застеснялся.
      - Так ездить нельзя, - прочитал алкаш, видать, и его проняло. Он нахмурился, почесал сальные космы, размышляя, затем изрек:
      - Конечно, нельзя. Вот были бы живыми, тогда и ездить можно, и ходить, и есть…
      - Эээээ… - промычал Шиповалов и замолчал. А мужик смело стукнул в ближайшую дверь.
      Оттуда невнятно вякнули, и он, размашисто открыв ее, исчез внутри. Секунду спустя дверь захлопнулась. Шиповалов постоял, раздумывая, заходить или нет. За дверью слышен был невнятный разговор, а под потолком что-то заскреблось, как мышь, или что покрупнее.
      Прошло пять минут, взгляд помимо воли притягивался к агит-плакату. На втором этаже (или что там, чердак?) стали кроме скрежета еще и подвывать. Может, там щенка заперли? Это уже не нравилось. Возникла идея повернуться и двигать прочь, но Шиповалов представил себя восседающего за рулем огромного автомобиля и усилием воли удержался. Да что тут могло быть, если сорок лет подряд здесь учат водить и ничего не происходит.
      Или происходит?
      Дверь с грохотом распахнулась и давешний алкаш вынырнул из дверного проема. Он счастливо улыбался, от чего становилось ясно, что по крайней мере половины зубов у него не хватает.
      - Во! – рявкнул он, полуобернувшись в помещение, из которого только что вышел, – тут еще один стоит, на запись… ты на запись? – это уже к Шиповалову.
      - Ну… – сказал тот, – да я хотел бы…
      - Иди, – произнес алкоголик, – там записывают.
      Потом развернулся и вышел в входную дверь, и только сейчас Алексей увидел, что одет он в длинное, чудовищно старомодное пальто цвета грязи. Годов пятидесятых, наверное, вещица. На свалках что ли отоваривается?
      Шиповалов пожал плечами и робко потянул на себя дверь в соседнюю комнату (ручка пришлась ему как раз по грудь). Внутри было пусто и голо, а стены обшиты старыми картонными листами – вот откуда сыроватый запах. Здесь висел одинокий плакат. На свежем белом листе бумаги две фотографии. На одной - две столкнувшиеся нос в нос машины, искореженные так, что марки уже не узнать. На другой - тело одного из водителей крупным планом, белым пятном лицо, разбитая голова. Поверх фотографий очередная надпись: «Не уверен - не обгоняй!!!»
      В стене комнатушки стальная дверь, рядом окошечко кассы, зарешеченное все той же восходящей арматуриной, да еще и с мутным зеленоватым стеклом – как в аквариуме.
      Алексей опасливо покосился на плакат: «Интересно, как это они умудрились снять истекающий кровью труп? Совпадение что ли такое? Самый первый ведь момент, никого вокруг еще не наблюдается».
      Он подошел к кассе, встал на цыпочки, чтобы увидеть происходящее внутри.
      - Еще один? – мрачно спросила сидящая внутри отвратного вида карга в роговых очках.
      - Эээ… да, – сказал Шиповалов. Тетка смотрела на него с такой неприязнью, что Алексею снова захотелось убраться отсюда, но он призвал всю свою выдержку и даже не дрогнул лицом, – хочу записаться.
      - Распишитесь, – и ему под нос через прорезь в стекле была подана некая бумага, хрупкая, желтоватая от старости.
      Он взял ее и протянутую ручку (чернильную, перьевую), пробежал взглядом по мелким строчкам, но от волнения буквы в глазах расплывались, и он, не глядя, подмахнул подпись внизу, обильно капнув чернилами на крашеную железную стойку.
      - Свободны, - изронила карга, неприязненно глядя на него.
      - Как, - спросил он, – это все?
      - Тринадцатого первое занятие. Там объяснят… свободны.
      Неожиданно Шиповалову показалось, что тетка хочет в него плюнуть. Впрочем, в любом случае через стекло ей бы это не удалось. Алексей кивнул и поспешно отошел от окошечка, еще раз покосившись на плакат из комнаты.
      Под потолком завывал запертый щенок, и ему вторил осенний ветер снаружи. Шиповалов вздохнул с присвистом и вышел.
      Так Алексей Шиповалов был зачислен в школу вождения.



      - Что молчишь, как будто закоротило тебя? – громоподобно рявкнуло неподалеку. Стекла звякнули, а на чердаке послышался удаляющийся топот.
      Шиповалов испуганно вздрогнул и втянул голову в узкие плечи. Но вопль предназначался не ему, а сидевшему рядом краснорожему детине, с обвисшими кожными складками на подбородке. Тот сидел не двигаясь, уставившись мутным взглядом куда-то в пространство. Вопль не произвел на него никакого эффекта, лишь скошенная челюсть отвалилась еще больше и на пол смачно шлепнулась густая капля слюны.
      Передернуло только Шиповалова, остальные, включая преподавателя, никак не отреагировали.
      Шел первый день занятий в школе вождения. Тесное помещение класса было забито до упора шаткими партами такого жуткого вида, как будто были вытащены только что со свалки на заднем дворе. За ними сидели люди. Сидели спокойно, не двигаясь, внимательно глядя на преподавателя, и лишь недвигающиеся их глазные яблоки наводили на странные мысли. Одеты все были хорошо, но несколько странновато и старомодно, да и кожа у них была нездорового цвета.
      Хорош был и преподаватель – маленький, коренастый человечек с заплывшим желтоватым лицом и огромным, кривым, как ятаган, носом - таким большим, что, казалось, он сейчас перевесит и уронит его на драный дощатый пол. Голос у него был потрясающе громким, больно давил на уши, хотя и не оказывал никакого влияния на аудиторию.
      Преподаватель сидел за массивным, крытым зеленым сукном столом с медными ручками и вещал, периодически окрикивая безмолвствующих слушателей. В сочетании с их молчанием это выглядело несколько необычно.
      - Что я говорю вам, товарищи!!! Вы пришли учиться в школу вождения – самую лучшую во всем нашем городе. Ведь нашей школе уже более пятидесяти лет. Правильно я говорю, товарищ Козинецкий?
      Молчание в ответ, никто не повел даже ухом, лишь краснорожий сосед Шиповалова шумно вздохнул.
      - Лишь в нашей школе вы получите полное образование по вождению автомобилей, – нимало не смутившись молчанием слушателей, продолжал преподаватель, – и научитесь езде на больших автомобилях… правильно я говорю, товарищ Шиповалов?
      Алексей не сразу понял, что вопрос к нему. За окном кто-то визгливо завыл, а затем раздался дружный собачий лай.
      - Угу… - тонким голосом сказал Шиповалов, и в классе вдруг раздался шорок от множества движений.
      Все как по команде повернулись к нему. Резко, одновременно на Шиповалова уставилось тридцать пар глаз, мутноватых и без выражения, но в остальном абсолютно нормальных. Все по-прежнему хранили молчание, впиваясь тяжелыми взглядами в наглеца, осмелившегося произнести слово помимо преподавателя.
      Алексей испуганно сжался и воззрился на лектора, как будто тот мог чем-то ему помочь. Но тот тоже мрачно следил за ним из-под опухших синеватых век.
      Воздух в комнате сделался тяжелым, душным и наэлектризованным всякой дрянью. Шиповалову захотелось вскочить и бежать прочь. Он оглянулся на дверь, но та была заперта на надежный засов.
      - Ну, что же вы, Шиповалов, – протянул лектор с грустинкой. – Зачем же так? Зачем издеваться над преподавателем?
      Алексей открыл рот, но тут все отвернулись от него и снова уставились на лектора. Шиповалов промолчал. Он вообще считал чрезвычайно справедливым выражение: «Язык мой - враг мой». И с каждым разом убеждался в его правильности.
      - Продолжим, товарищи? – вопросил лектор.
      Молчание в ответ, и преподаватель невозмутимо продолжил разглагольствование. За окном набегали тучи, и солнечные лучи казались хилыми и болезненными. Была пятница, тринадцатое.
      - Да, сдавать будете с милицией. Они такие, валят только так. Семь минут и тридцать человек нет! Так вот, – и лектор снова упер взгляд в стену напротив. Там висела схема перекрестка, в середине которого прилипла бурая двухсантиметровая клякса, словно сюда попали чем-то жидким – малиновым сиропом, например.
      Или на перекрестке сбили пешехода, а потом унесли, оставив кровавое пятнышко.
      - Да, - говорил лектор, – обязательно надо пользоваться привязными ремнями. Это будет безопасней, безнадежней.
      Снаружи зашуршало, словно подкатила какая-то машина. Затем все снова стихло.
      - А теперь, товарищи, пройдите в соседнюю комнату, где вы подпишите бумагу о том, что мы не несем ответственности за вашу жизнь и здоровье. Удачи вам, товарищи!
      Все поднялись и вышли в соседнюю дверь. Слаженно и единовременно, один лишь замешкавшийся Шиповалов остался сидеть, глядя на совиного вида лектора.
      - Ну что ж ты, Шиповалов? – внезапно произнес тот и стал похож на дряхлого, но опасного филина, – иди, возьми расписку о своей жизни.
      Алексей поспешно поднялся и почти бегом кинулся в соседнюю комнату. Там было почему- то пусто. Ему вручили бумагу, в которой значилось, что школа вождения «берется на себя полностью обучить вождению автомобиля в обмен на обещание не нести ответственности за жизнь и здоровье обучаемого».
      Формулировка Алексею совершенно не понравилась, но он все-таки подписал треснутой шариковой ручкой с какими-то красноватыми чернилами и вышел.
      В основной аудитории было пусто. Похоже, народ успел разойтись. Так же быстро и слаженно. Заметив в углу лектора, он поспешно затопал в сторону двери, но был остановлен зычным гласом.
      - Эй! Ну-ка, стой!
      - А? – спросил остановившийся Шиповалов. – Что?
      На него уставили короткий корявый палец с желтоватым обломанным ногтем:
      - Ты! У нас в школе все получают значки. Памятные значки о времени, проведенном здесь. Ты тоже должен взять такой.
      - Я?!
      - Иди и возьми его.
      На трясущихся почему-то ногах Шиповалов подошел к столу, а лектор, порывшись в ящиках с медными ручками, извлек пепельного цвета вещицу с булавкой.
      - Наколи его на себя, – произнес он, давая значок Алексею, – и носи, не снимая, пусть все знают, что ты учишься в нашей школе.
      Шиповалов принял значок и вгляделся в вычеканенный на нем пепельными линиями рисунок. Сначала ему показалось, что он видит чудовище с выпученными глазами- плошками и оскаленными серыми клыками. Потом понял, что это всего лишь схематическое изображение автомобиля – старой «Волги», взбирающегося на крутой пригорок. Значок выглядел потемневшим от старости. Когда-то он, наверное, был блестящим, а сейчас словно покрытый копотью, пылью времени.
      Поспешно он приколол значок к куртке (под неотрывным взглядом лектора), затем произнес неуверенно:
      - Спасибо.
      Лектор промолчал, но глаза его устремились на дверь, и Шиповалов, повинуясь незримому приказу, вышел.
      Оглядываясь на мрачное здание с решетками на окнах, он подумал, что в такое жуткое место не хочется возвращаться снова. Опять захотелось бросить школу и больше сюда не возвращаться.
      Но когда Шиповалов свернул с узкой улочки и вышел на проспект, мимо пронеслась широкая, как шкаф, старая «Волга», точь-в-точь как на значке, он уже знал, что через два дня вернется в школу вождения.
      Этой ночью луна над городом взошла полная и удивительно яркая. Она заглядывала в окна спящих домов, высвечивала пыльное стекло потайного окошка на крыше, и свет ее падал через штору на спящего Шиповалова.
      Ему снился сон.
      Сон был нехороший, кошмар. Снилось, что Шиповалов снова в классе, внимает лектору, и все вроде неплохо, и народ вокруг сидит совершенно обыкновенный, живой, не застывший, переговаривается. Но тут лектор вдруг замолкает и, выдержав паузу, произносит:
      - А сегодня я хочу познакомить вас с инструктором, который будет учить вождению. Через пять секунд он войдет в эту дверь.
      Шиповалов оборачивается, чтобы увидеть, и тут замечает, что в классе нет ни единого человека и только лектор хихикает в спину.
      Позади слышатся шаги, тяжелые, хрустящие, дверь отворяется, и Шиповалов с нехорошим предчувствием готовится увидеть инструктора. Дверь хлопает о стену, открывается проем, но за ним никого нет, кроме тьмы с двумя горящими звериными глазами.
      Шиповалов с воплем проснулся, глядя широко распахнутыми глазами в бельмастый зрачок луны.



      Три дня спустя он снова пошел на занятия.
      Он не верил во всякую чертовщину, как не верил и в сны.
      Перед порогом школы (как всегда пустым) газовала на месте старенькая, побитая «шестерка» с затонированными стеклами. Как только Шиповалов подошел поближе, машина с ревом сорвалась с места и вихрем пронеслась мимо. Маленький щенок, как раз в этот момент топавший на нетвердых ногах через улицу, с испуганным визгом скрылся под колесами.
      Алексей обернулся и с замиранием сердца ожидал появления раздавленного щенка из-под заднего бампера.
      Не вышло, трясущаяся от пережитого собачонка вынырнула целой, хотя одно колесо прошло в двух сантиметрах от ее правой лапы.
      Щенок горестно завыл и пополз по своим делам. Шиповалову почему-то показалось, что водитель все-таки хотел попасть по собаке, но промахнулся.
      Машина скрылась за поворотом, на ее заднем стекле мелькнул знак «У», горящий багровым светом. Значит, тоже инструктор.
      Вошел. Народ здесь был. Сидели и, не мигая, орлиными взорами смотрели на лектора. Шиповалов мышкой проскочил на свое место и сел.
      - Все в сборе, – мрачно сказал лектор. – Сегодня занятий не будет. Я познакомлю вас с инструктором по вождению - будете кататься. Это я тебе говорю, Шиповалов. По списку ты у нас идешь первым.
      - Но я же… - промямлил Алексей.
      - Что ты за человек, Шиповалов! – устало сказал лектор. – Ну почему все в группе нормальные люди, а у тебя язык без костей? Почему гадости говоришь, а?
      Шиповалов, который в жизни, начиная с первого класса, не сказал никому гадости, понуро сник.
      - Сейчас придет инструктор, – произнес лектор глухо, – ваш инструктор. Секунд через пять он будет здесь.
      Никто не обернулся, лишь Алексей, вдруг припомнивший свой сон, оглянулся, ожидая услышать тяжелые шаги за дверью. Но их не было. Дверь просто, без грохота открылась, пропустив в класс коренастого мужика в черной кожанке. Был он черен и угрюм, тяжелая челюсть выдавалась вперед. Узенький лобик прятался под объемистой, черной кожаной кепкою.
      Прошествовав мимо не реагирующих ни на что слушателей, он подвинул в сторону лектора, казавшегося на его фоне гномом, и тяжело сел за дряхлый стол. Сидящие внимали теперь только ему.
      - Я ваш инструктор, - тяжелым басом пророкотал тип. Слова он произносил с усилием. – Я вас буду учить… Тут он взглянул на Шиповалова:
      - Правила в моей машине. Не делать ничего, пока я не прикажу. ПОНЯТНО?! НИ – ЧЕ – ГО!!! – заорал он вдруг.
      Никто не среагировал, лишь Шиповалов сжался в комочек, испуганно глядя на инструктора, похожего на цельный кусок антрацита, усаженный неведомо кем за крытый сукном стол.
      - Занятия будут раз в неделю. Кто у нас первый?
      - Вот этот, – пропищал сбоку лектор. – Шиповалов зовут.
      - Ага, – проворчал инструктор и взглянул странными желтоватыми глазами на Алексея, - пойдем.
      Поднявшись из-за стола, прошествовал к двери. Никто не обернулся вслед.
      - Иди же, Шиповалов, – сказал лектор, возвращаясь на свое место, – ты же хочешь научиться водить?
      На потолке заскреблось. Алексей поднялся и, кинув последний взгляд на класс, пошел к выходу:
      «Что ж, - подумал он, – по крайнем мере я не плачу за это деньги».
      Он был скуповат.
      Пройдя сквозь прихожую с кровавыми плакатами (под одним растеклась дурнопахнущая лужа), он вышел на улицу. Инструктор ждал его. Поодаль стояла машина – тут Алексей задохнулся от восторга. Огромная, широкая, черная двадцать четвертая «Волга» с подржавленными крыльями. Такая большая, что, если в нее сядешь, будешь свысока смотреть на пешеходов. Вот только не хотелось садиться в машину с этим типом.
      На клыкастой решетке «Волги» вместо газовского значка красовалась хромированная черепушка с черными глазницами.
      - Ну, что? – тягуче вопросил инструктор. – Хочешь на ней поездить прямо сейчас?
      - Но я ведь не умею ездить! – проговорил Шиповалов.
      - Ничего, эта машина ездит почти сама, ты только направляй, – и инструктор ухмыльнулся, показав белые квадратные зубы.
      С самого начала Шиповалов понял, что машина ведет себя как-то не так. Скорчившись в три погибели за великанского размера рулем, он отпустил сцепление, и автомобиль мягко тронулся, не ревнув и не дрогнув. Больше того, не успел Алексей надавить на газ, как скорость сама собой поползла вверх. Он проехал вдоль школы вождения и без усилий повернул на улицу. Руль дернулся, заскользил вправо, и Алексей покорно отпустил пальцы.
      Инструктор сидел рядом, неподвижный, как каменная глыба, и пахло от него чем-то неприятным. Запах прокисшей кожи от куртки и какой-то собачий. Воняло псиной. Шиповалов морщил нос, но терпел, его больше занимала машина, что все быстрей катилась вдоль улицы. Газ свободно утопал под ногой и назад возвращаться не хотел.
      Сжимая в руках скользкий тонкий руль, Шиповалов наконец определил, на что это похоже. Езда на автомобиле напоминала скачку на горячем необъезженном мустанге, что рвется вперед, не слушая шпор и поводьев. И, даже укротившись, всегда оставляет за собой шанс резко рвануться в сторону в поисках свободы.
      Шиповалов не управлял – его везли, и ему с каждым мгновением становилось страшно. Машина набирала скорость, унося незадачливого седока. Алексею всю больше казалось, что если он нажмет на тормоз, эффекта не будет. Он не хотел даже пробовать.
      Улица осталась позади, машина свернула на другую, скрипнув шинами, и понеслась. Шиповалов с ужасом следил за стрелкой спидометра, что миновала отметку восемьдесят. Он кинул взгляд на инструктора и увидел, что тот сидит, прикрыв глаза, может быть, даже спит. Машина рванулась еще быстрее.
      Теперь она двигалась, мощно вздрагивая, как конь в предвкушении дикой скачки: мотор взревывал, шины визжали, а руль мотался из стороны в сторону, вырываясь из рук.
      Самое страшное наступило, когда на тротуаре появился первый, встреченный за время езды пешеход - бабулька с драным пластиковым пакетом когда-то ярко-красного цвета.
      Как только бабка показалась в поле зрения, автомобиль рванулся вперед, словно почуяв добычу. Алексей вцепился руками в руль, чувствуя, как его неумолимо несет на старушку. Машина, хищно наклонившись вперед, неслась к цели. Алексей надавил на тормоз, тот утопился под ногой, но движение не замедлилось.
      Шиповалов понял, эта машина любит убивать пешеходов, и ей наплевать на то, кто ее ведет.
      Он снова с силой дернул руль, наблюдая, как вырастает перед радиатором фигура старушки. Машина победоносно взревела, пожирая последние метры до цели так, что из-под колес вылетал синеватый дым.
      - Нет!!! – заорал Шиповалов тонким голосом, колотя руками по приборной панели, – не смеееййй!!! И навалился своим небогатым весом на руль.
      И тот сдвинулся. Всего на один сантиметр, что позволило отклонить капот машины в сторону и пронестись буквально в полуметре от спокойно бредущей бабки. Вытаращив глаза, Шиповалов посмотрел на инструктора.
      Тот спал под надсадный рев двигателя, а ярко-красный пакет старушки мелькнул рядом с его головой.
      Машина издала полный негодования рев, самостоятельно (без всякого сомнения) вышла из поворота и вернулась на дорогу. Ее кидало из стороны в сторону, она злилась на седока, это чувствовалось.
      Алексею происходящее все больше казалось похожим на сон. Он за рулем этого черного страшилища летит куда-то по городу, обгоняя по жутким траекториям автомобили, что продолжают ехать как ни в чем не бывало.
      В какой-то момент Шиповалов подумал, что его не видно, а то бы их уже давно остановили за множественные нарушения. Достаточно заметить, что ни один поворот не был пройден на скорости меньше ста десяти километров в час.
      Время растягивалось, как резина, вой двигателя отдавался в ушах. А дорога стелилась под колесами, и водитель не подвластен был что-либо изменить.
      В какой-то момент, словно издеваясь, автомобиль вышел на встречную полосу и пять мучительных секунд гнал навстречу тяжелому КРАЗу с краном, чем едва не довел Шиповалова до кондрашки.
      Через час бешеной гонки Алексей Шиповалов потерял сознание.
      Когда пришел в себя, то обнаружил, что машина стоит, а сам он сидит, намертво вцепившись в руль, уставившись прямо перед собой. За окном маячили очертания школы вождения – ветхое здание зловещего вида.
      - Ну что сидишь? – спросил инструктор, – вылазь, приехали.
      Шиповалов медленно повернул голову, и ему показалось, что позвонки в шее хрустят, как сломанные подшипники. Ему помнились мелькающие улицы и почему-то чувство страха.
      - Уже все? – спросил он, голос был сиплым, в глотке пересохло и драло.
      - Все. Ты неплохо ездил сегодня. Но нужна практика, еще покатаемся, – и инструктор улыбнулся, показав белые треугольные зубы.
      - Я…
      - Страшно было, да? Ничего, в первый раз всегда так.
      Алексей вышел из машины и чуть не упал, ноги не держали.
      - На сегодня школа закрыта, – сказал в спину инструктор, – приходи послезавтра. Из тебя получится отличный водитель.
      Алексей не помнил, как добрался домой.
      «Что это, бред? – думал он тремя часами спустя, меряя шагами свою скромную квартирку. – Почему все так странно? Разве так обучают водителя? И как должен вести себя инструктор?»
      Что же происходит?
      Через три дня снова идти туда. Он пойдет. Но на этот раз будет не сидеть, сжавшись в уголке, а смотреть и наблюдать. Может быть, даже записывать. И может, тогда он раскроет правду о школе вождения, что работает уже сорок лет без перерыва.
      Может, потому и нет о ней отзывов, что некому отзываться?! Что никто не смог рассказать правду о школе, потому что бесследно исчез после ее окончания?
      Шиповалов замер посреди комнаты, сжав кулаки и стеклянно глядя в никуда. Стоит донести до людей о том, что ждет их в этой школе. Как это сделать? Обратиться в газету, куда еще? Нет, сначала разузнать, рассмотреть. Как он мог быть так слеп? Отсидел уже три урока, не видя, что происходит вокруг. Сидел и закрывал глаза на странности лектора, на зомбиподобных слушателей? Закрывал, или ему закрыли?
      Он глянул в окно, квартира на шестнадцатом этаже, а внизу лежит город, серый и тихий, не знающий о том, что скрывает в себе школа вождения.
      Шиповалов тяжело вздохнул, но знал, что вновь пойдет на занятия. Но уже не для того, чтобы обучиться водить.



      Три дня пролетели мигом. Шиповалов не находил себе места, его тянуло в школу вождения.
      И он пошел. Шиповалов боялся, но твердо решил не отступать. Больше того, гордился собой, потому как первый раз в жизни не спрятался от опасности.
      День был ненастен, холоден, и деревья теряли последние желтые листья. Заканчивался октябрь, на лужах по утрам появлялся ледок, а небо надежно затянуло свинцовыми тучами. Улица со всеми ее помойками и полуразваленными лачугами выглядела еще более заброшенной и нежилой. Сейчас на ней не было ни души.
      У школы вождения как всегда было пусто, даже щенята исчезли с крыльца. Ушли куда-то, а может, не избежали колес приезжавших машин. Скособоченная скамейка в сторонке потеряла одну из своих досок.
      Слепое окошко в крыше школы светилось синеватым неярким светом. Как электросварка, только более тускло, или как гнилушка в ночном лесу. Кто знает?
      Внутри все по-прежнему. Чудовищный плакат на стене, запертая на амбарный замок туалетная дверь. Одинокий голос лектора из-за двери.
      - …масляный кромешный ад ждет тех, кто не следит за уровнем масла в двигателе. Знайте это… А кто пришел?
      - Шиповалов, – твердо сказал Алексей. – Я пришел учиться.
      Лектор пристально посмотрел на него. Обычный в принципе человек, таких сотни кругом. Но почему же…
      - Садись, Шиповалов, – произнес лектор, хмурясь. – Придет и твой черед… сдавать.
      «Как же, придет, - подумал Алексей, усаживаясь. - Не надейся на это. Если чей и придет, так это твой. Когда расскажу все, что здесь творится».
      Лектор продолжил рассказывать, но Шиповалов не слушал его. Он смотрел по сторонам, ловил детали.
      Увидеть он смог не много. Да, сидящий неподвижно народ. Но ведь с виду это обычные люди! Расслабленное выражение лиц. Может, они внимательно слушают? Чушь, конечно, но зацепиться не за что. Лектор со своими изречениями. Он тоже не выходит за рамки обыденности.
      И тут Шиповалов сделал то, что никогда не совершал раньше. Повернулся к своему соседу справа и спросил, сколько времени.
      - Восемнадцать тридцать, - ответил тот бесцветным тоном, чуть повернувшись к Шиповалову.
      Но ведь ответил же! Как обычный человек!
      Шиповалов заерзал на месте. Он не сможет ничего доказать.
      Но ведь дело нечисто! Он чувствовал это, хотя все вокруг было вроде бы обыденным. Но ведь есть ощущение, что на глазах поверх обычных одеты темные очки. Такие темные, что он не видит происходящего в комнате, а лишь ограничивается неясными силуэтами.
      Почему так? Шиповалов щурился и тер глаза, ему казалось, он на пороге. Он почти видел…
      Нет! Просто люди вокруг, сколько не напрягайся. И почему-то ему казалось, что, засними он в следующий раз происходящее на пленку, зацепок все равно не будет. Люди, которые внимательно слушают лектора. И все.
      - Не доказать, - сказал себе под нос Шиповалов. Ощущение шор на глазах оставалось.
      Он кинул взгляд на лектора. Тот с хитрой усмешкой вдруг подмигнул.
      «Ничего ты не докажешь, – как бы говорил он, и в его ухмылке поблескивал золотой зуб. – Не сможешь доказать».
      Неужели он все знает? Или только подозревает. Кто же он в конце концов? Алексей вдруг понял, что не знает его имени. Как не знает имен остальных слушателей в группе. Плевать, он все равно здесь не останется.
      - Вот почему вы должны пристегиваться ремнями безопасности, – вещал лектор с улыбкой, – стандартный трехточечный ремень спасает жизнь в семи из десяти случаев столкновения. Да! А в трех из десяти не спасает… Товарищ Шиповалов, ты будешь ездить завтра?
      - Может быть, - тонко, но твердо ответил Алексей.
      - Будь осторожней в этой поездке и не забывай пристегнуться! А то всякое может случиться на дороге с неопытным водителем.
      - Не забуду, - ответил Алексей.
      «Угрожаешь? - подумал он. – Думаешь, что можешь достать меня?»
      Лектор кивнул, словно в ответ на эти мысли, и вернулся к рассказу. Все слушали, и только один с застывшим лицом думал, как отсюда исчезнуть.
      Он знал, что второго урока езды не будет. Как не будет больше этого безумного обучения.
      До конца занятий его никто не трогал. Лишь лектор нет-нет да украдкой бросит нехороший взгляд в его сторону. Как он узнал? Неважно, это последний урок.
     
      По дороге домой Шиповалов не переставал думать. Было два пути решения этой дикой и странной истории, в которой он очутился.
      Можно было прийти домой, все забыть и больше не являться на уроки вождения. Его оставят в покое… наверное.
      А можно продолжать борьбу, взять видеокамеру в школу и заснять молчание аудитории. Можно привести туда кого-нибудь со стороны, позвонить в пожарную часть и сказать, что в доме номер тринадцать по Краснополянской улице пожар. Вот только хватит ли у него на это смелости?
      Да, соблазн убежать был велик. Очень велик. Убежать и больше никогда не мечтать о вождении автомобиля.
      Кроме того, Шиповалову все больше казалось, что школа вождения - это не преступная организация, не тайное общество, а нечто непонятное и потустороннее.
      Раньше он не верил в истории подобного рода. Но сейчас…
      Дойдя до дома, он так и не пришел к решению, как действовать. Почему-то очень хотелось спать, было холодно, и быстро темнело. И все время представлялась школа вождения, что как огромный черный паук-птицеед распласталась на берегу речки.
      Дома его потянуло спать еще сильней. Поборовшись недолго с собой, он все-таки уступил и лег, пытаясь перед сном еще раз подумать, что делать со школой. Но не смог, в одночасье его сморил сон.
      В школе вождения в пяти километрах от него все ярче и ярче разгоралось фиолетовым светом окошко в крыше. Маленькие щенки в ужасе вылезали из-под крыльца и разбегались в разные стороны, прочь от топота и выкриков на чердаке.
      Из окошка, купаясь в синеватом свете, выползла летучая мышь. Посидела немного, потом расправила крылья и ринулась в холодный октябрьский воздух. За ней еще одна, еще.
      А потом над рекой пронесся дикий звериный крик.



      Шиповалову снился сон. Один из тех редких снов, что в точности повторяют уже происшедшее.
      Алексею снилось, будто он снова в школе вождения. И все вроде бы то же самое, те же застывшие люди за партами. Насмешник лектор что-то бормочет, но звуки не долетают дальше третьего ряда. Шиповалов вглядывается в лица сидящих вокруг, пытается понять, кто перед ним. Он трет глаза, замечает, что за окном сумрак, хотя положено быть дню.
      Вот он моргает, чувствует шоры на глазах, тянется к ним рукой и действительно нащупывает повязку.
      «Вот оно!» – приходит во сне мысль.
      Он тянет за ткань, и она сползает с лица. Миг, и она падает. В ту же секунду свет в помещении меняется, становится синим, резким и раздражающим – точь-в-точь как электросварка, только тусклее, или как древняя ртутная лампа в уличном фонаре. Шиповалов чувствует радость от падения шор, но недолгую, потому как бросает взор на сидящих вокруг и видит их истинную суть.
      Вокруг сидят мертвецы. Они одеты в древние выцветшие лохмотья, клочья грязных волос липнут к черепам. Их лица темны, у многих вместо глаз темные провалы. Некоторые синюшные, другие желтые и высохшие. У кого-то сквозь рваную одежку просматриваются страшные раны. Кто-то улыбается многозубой улыбкой черепа.
      В воздухе стоит запах тления (странно чувствовать запахи во сне), а мертвецы вокруг не шевелятся, да и как им шевелиться, если они умерли бог знает сколько лет назад.
      Во сне Шиповалов переводит взгляд на доску. А там лектор, тоже в истинном обличье – шипастое, коренастое чудище, из-за плеч выглядывают могучие черные крылья. На лице – роговой клюв и два желтых звериных глаза. Алексей замечает, что из клюва лектора свисает ошметок чего-то красного, на пол спадают черные капли.
      - Кто это пришел?! – зычно вопит лектор, и это уже не голос, это рев, дикий, клекочущий.
      Шиповалов не находится с ответом, а сидящие вокруг мертвецы вдруг начинают тихо, на одном тоне завывать. Грустный, леденящий душу звук.
      - Приходи завтра!!! – орет лектор. – Приходи, мы научим тебя водить, научим жить и умирать!!!
      - Я не приду, – отвечает во сне Шиповалов.
      - Придешь, кто попадает сюда, остается до конца. И ты останешься. Тебя позовут, и ты придешь.
      Мертвецы воют все громче. С надрывом. Лектор хохочет, а за его спиной из полуоткрытой двери в подсобку видны алые блики, словно от горящего пламени.
      - Они были с нами до конца, – рычит лектор, указывая когтистой лапой на мертвецов, – и ты будешь с нами.
      - Не приду!!! - орет Шиповалов и вскакивает, в классе начинает вонять чем-то горелым.
      Он бежит прочь, лектор не преследует его. Но когда он добегает до двери, она открывается сама. За ней инструктор. Его глаза красны, а за спиной сонм чудищ разрывает воздух криками ярости.
      Шиповалов прыгает на инструктора и просыпается.



      Кошмар! Сидя в кровати, Алексей тяжело дышал. Сон он помнил до мельчайших деталей. И самое страшное, что этот сон кажется больше похожим на правду, чем реальность.
      Шиповалов больше не мучался вопросами. Он решил, что надо бежать.
      В четыре утра собрал вещи в маленький чемодан, прихватил денег и вышел из квартиры, тщательно заперев ее на ключ. Школа вождения, надо оказаться как можно дальше от нее. Всеми силами.
      Два часа он топал из центра города, прячась в тени. Алексей задавался вопросом – не безумие ли то, что он делает? Но в мозгу вставал образ инструктора и вопящих демонов позади, и Шиповалов сразу начинал шагать быстрее. Не безумие. Безумие - оставаться здесь.
      Вскоре он выбрался за черту города и зашагал вдоль межрегионального шоссе. Через пятнадцать минут возле него затормозил автомобиль. Похоже, это была дряхлая квадратная иномарка.
      - Подвезти надо? – раздалось из приспущенного стекла водительского окошка.
      - Да, не мешало бы, – произнес Шиповалов, – я заплачу.
      - Садись, - сказал шофер, – но через тридцать километров мне сворачивать.
      - Ничего, и тридцать хорошо.
      Шиповалов залез на переднее сидение. Водитель повернул к нему узкое лицо в очках:
      - Далеко собрался?
      - Подальше от города, – сказал Шиповалов кратко.
      Водитель кивнул, и машина тронулась. Уносясь прочь от школы вождения, в тепле автомобиля Алексей склонил голову на грудь и задремал.
      Проснулся от того, что машина стояла. Мигом вспомнив, где находится, испуганно огляделся. Водителя не было за рулем. Дверца с его стороны открыта.
      На небе сквозь тучи туманным пятном виднелась луна.
      - Ээ… где вы? – спросил он совсем тихо.
      В ответ тишина, где-то в стороне от дороги заухал филин. Семь утра. Скоро будет светлеть.
      Кто-то постучал в окошко с его стороны. Шиповалов замер, ужас лишил его способности двигаться, а мир вокруг вдруг застыл как на фотографии, старой и черно-белой.
      Он медленно начал поворачивать голову, не дышал, а внутри словно все смерзлось в тяжкий ледяной ком.
      За стеклом стоял инструктор. Его желтые звериные глаза хищно смотрели на Шиповалова. Он улыбался, и по желтым клыкам стекала поблескивающая в свете фонарей слюна. Она пузырилась.
      - Подвинься… - прохрипел инструктор и открыл дверь.
      Шиповалов не думал. Он со слабым, задыхающимся воплем кинулся к соседней двери. Та скрипнула на несмазанных петлях и с грохотом захлопнулась у него перед носом. Ручка на ней отсутствовала.
      Он еще раз крикнул, тихо и мучительно, а инструктор сел на соседнее сидение.
      Миг, и интерьер машины изменился, превратившись в салон «Волги» из школы вождения. Шиповалов слышал, как под капотом разгоняется сам собой мотор адского автомобиля.
      - Ты хотел пропустить занятия по вождению, - сказал инструктор и мигнул перепонкой на глазах, – но ты еще не научился водить.
      Шиповалов сжимал руль потными руками. Его рассудок как бы отключился.
      - Ну, что? – спросил инструктор, и тяжкая звериная вонь ударила Алексею в нос, – поехали?
      «Волга» взревела и сорвалась с места. Дорога начала разматываться под колесами, вот мелькнула сплошная линия, и машина оказалась на встречной полосе.
      - Сегодня, – рыкнул инструктор, – поездка будет очень короткой.
      Машина все разгонялась, вот стрелка спидометра плавно легла на последнее деление и зашкалила. Мимо мелькали фонарные столбы. Так быстро, что сливались в одну сплошную серую стену.
      Шиповалов уже не стонал, он выл, но не мог отлепить руки от руля. А потом замолчал, увидев, как навстречу вырастают встречные фары какой-то машины.
      - Знаешь, что там? – прохрипел инструктор. – Автобус с детьми, их везут на экскурсию по местным городкам. И мы помешаем им в этом, итогом будет тридцать погибших детей. Веришь в это?
      Шиповалов молчал, глаза у него округлились. Мотор машины взвыл на повышенных нотах, а фары автобуса стремительно увеличивались в размерах. Алексей посмотрел на соседнее кресло, но инструктора там почему-то не оказалось. Когда яростно тормозящий автобус оказался совсем рядом, Шиповалов еще надеялся, что «Волга», как и в прошлый раз, отвернет.
      Она не отвернула.
      А потом был огонь…


      А еще позже белые стены перед глазами.


      Глазами, которые он только что открыл. Белый крашеный потолок и белые стены. Хотя нет, не белые, просто оклеенные светлыми обоями. В окно льется свет.
      Он лежал в постели и был аккуратно накрыт наволочкой с черным штампом. У стены он заметил еще одну кровать, на которой кто-то лежал носом к стене.
      Дверь в торце комнаты отворилась и в нее вошел бородатый субъект в белом накрахмаленном халате.
      - Ну что, как тут у нас.
      - Кто вы? – тихо спросил Шиповалов.
      - Я доктор, – ответил белый, – а вы в больнице.
      - Как…
      - Вы попали в аварию, помните? Ударились в автобус, хорошо, что чуть-чуть задели. А то бы совсем всмятку.
      - Значит, я жив?
      - Жив, жив, - улыбнулся доктор. – Ты даже не знаешь, как тебе повезло. Ты ведь единственный, кто остался в живых, побывав в школе вождения.
      - Вы знаете?! – вскинулся Шиповалов. – Вы знаете, что там творилось?
      - За школой давно следили спецслужбы. Слишком много жалоб. Там исчезали люди, слишком высокий процент несчастных случаев на вождении. Но теперь все позади. Горожане этой ночью свершили самосуд, взяли, кто мог, оружие и нагрянули в это змеиное гнездо. Не знаю, что они там творили, но к утру школа сгорела дотла.
      Шиповалов не верил своим ушам:
      - Значит, все позади?
      - Позади, а тебе предстоит курс восстановительной терапии. У тебя был стресс. Отдыхай теперь.
      И доктор, еще раз улыбнувшись, повернулся спиной, чтобы уйти. Алексей со вздохом откинулся на прохладные подушки. Какое облегчение. Какое…
      - Доктор? – спросил он. – А я был в машине один в момент катастрофы?
      - Нет, конечно, с тобой был инструктор. Он немного пострадал и лежит на соседней кровати. Не буди его, он спит, – произнес врач, двигаясь к двери.
      - Как… - спросил Шиповалов и повернул голову.
      Инструктор вставал с соседней кровати. Он улыбался, и кровавая слюна стекала с его клыков. Жесткая щетина росла по всему телу, а уши почернели и заострились.
      - Приехали, – сказал он.
      Шиповалов закричал, видя, как стоящий у двери доктор превращается в лектора, как рвут ткань халата шипастые крылья. Тот стремительно менялся в росте, а под халатом начало проглядывать что-то, похожее на хвост.
      Шиповалов все еще кричал, когда они вдвоем схватили его и понесли в дверь, из- за которой рвались яркие огненные всполохи.
      Он кричал, когда его несли сквозь толпы беснующихся демонов и их острые, с пленкой гниющего мяса когти рвали на нем одежду. Он кричал, когда демоны расступились, открыв взору красный алтарь с лежащим на нем обсидиановым клинком с узорной рукояткой.
      И замолчал, когда увидел того, кто был изображен над алтарем.

      Под сенью тяжелых свинцовых туч стоял этот дом – древний уродливый особняк с покосившейся крышей. Окна его были забраны арматурой в виде восходящего солнца, комнаты внутри располагались сложными галереями и на разных уровнях. Позади дома была грандиозная свалка, где часто находили мертвых собак, а в просевшей крыше маленькое, слепое окошко, из которого лунными ночами бил синеватый свет.
      Сейчас там снова идет урок, и кто-то с удивлением слушает лектора, испуганно оглядывается, но никто не повернется к нему, не скажет доброго слова. Алексей Шиповалов тоже там, он стеклянными глазами смотрит на лектора, вязкая слюна течет изо рта и падает на пол, а под лохмотьями одежды – колотая рана в области сердца.
      Над массивной дверью с медными ручками вывеска – школа вождения. А чуть в стороне объявление:
      «Школа вождения ждет желающих научиться водить. Запись в группу в пятницу, тринадцатого ноября. Приходите, у нас вам понравится».
      Школа ждет. По-прежнему ждет учеников, как ждала их все последние сорок лет.
      И за это время ни один из учеников не отозвался о ней отрицательно.