В отличие от Александра Ткачева бомж Валера был прагматиком. Таким прагматиком, что дальше некуда. Да и как не быть прагматично настроенным посреди нелегкой жизни бездомного бродяги? Тут друзей нет, окромя конечно поллитры дешевой сивухи - райского нектара для каждодневной нирваны.
      Бомж Валера обитал наверху и мог справедливо считать себя выше всех остальных - логовом его стало чердачное помещение под самой крышей панельного дома. Здесь проходили трубы отопления, было тепло, сухо и почти не имелось проблем. Для бомжа здесь был просто рай.
      И этот рай Валера оборудовал самостоятельно. Была здесь кровать - настоящая, с ржавой продавленной сеткой. И матрас тоже был, и печурка буржуйка хитроумно выведенная сквозь потолок на крышу. Было здесь еще два окошка - подслеповатых и залитых белилами, через которые можно было наблюдать за землей или, по желанию за небом, ход на крышу - тщательно замаскированный от посторонних глаз, и битый раскладной туристский столик, на котором утраивали трапезу.
      Попасть сюда можно было через крышу. Или поднявшись по ступенькам снизу - но для Валеры этот путь отпадал, потому что консьержка его ненавидела и всячески пресекала попытки проникнуть с улицы. Особенностью же соседнего подъезда было то, что консьержки он не имел. Обходясь нейтральным к посетителям кодовым замком. Именно через этот подъезд и ходил жилец чердака и его посетители.
      Впрочем, консьержка была не самой большой неприятностью в жизни бомжа (а таковых у него было так много, что по настоящему неприятными считались лишь наиболее тяжелые случаи). Была еще зима - когда холодно, мокро и совсем нечего жрать. Была милиция, которая зимой совсем зверела.
      И были еще крысы. Вот крысы - это самая настоящая проблема. Валера крыс ненавидел. А те его обожали.
      Хотя бомж Валера и не был зоологом (и вообще начитанным человеком - его образование свелось к девятилетнему просиживанию штанов за партой очень средней школы), он был уверен, что крысы должны жить внизу. В подвале, под половицами. Ближе к земле - к разветвленной сети канализации, что скрывается под землей. Зоолог наверняка бы согласился с Валерой в этом.
      Но крысам было плевать на зоологов, они упорно жили здесь. На самом верху многоэтажного дома. И каким образом они сюда добираются оставалось тайной покрытой мраком. Что они здесь нашли, помимо очевидно несъедобного бомжа - тоже.
      И, как полагается порядочным крысам - они гадили. Грызли бесценную Валерову утварь, оставляли пахучие экскременты в тщательно выскобленной и подготовленной для еды посуде, дырявили резиновую, почти целую обувь, и, что самое главное уничтожали съестные припасы. Зачастую полностью.
      Еще они мерзко пищали по ночам, и иногда даже среди ночи он чувствовал их маленькие когтистые лапки у себя на груди. Но это были мелочи не стоящие внимания.
      Так или иначе, маленькие серые бестии считали себя полноценными хозяевами в этом роскошном пентхаузе на самом высоком этаже панельной многоэтажки, и Валере иногда казалось, что они его просто терпят. Во всяком случае, крыс было столько, что открытая битва "бомж Валера против Полчища крыс" вполне могло закончиться в пользу последних.
      Да, он пытался их извести. Он даже потратил бесценные, предназначенные на водку и для водки деньги на покупку крысоловок с мощными пружинами. Он купил их десять штук и заставил все углы - он был настойчивым, этот Валера.
      Той же ночью его настойчивость оказала свои плоды - пришедший под вечер приятно пьяный, он с порога попал в первую мышеловку, и метаясь, подвывая от боли, по комнате, не успокоился пока не собрал почти все.
      Крысы остались, а Валера два дня вообще не мог ходить. Друзья смеялись, но никто из них даже не пытался принести ему поесть. Это лишний раз доказывало, что друзей у Валеры, в общем-то, нет.
      Возможно, из-за голодухи его посетило еще одно озарение. И он купил яду.
      Тщательно перемешал в миске с обычным продуктом и выставил на столик, как приглашение.
      Пришедший под утро приятно пьяный бомж по кличке Синявый увидел не тронутую крысами дармовую закусь и с благодарностью ее принял. После чего действительно посинел и Валере с друзьями пришлось тащить его через крышу на улицу, где его положили на самое видное место. Синявый пролежал до вечера, но из вредности не помер, однако походы свои к Валере оставил.
      Тоже мне, друг называется!
      Определенно, групповой интеллект крыс в данной ситуации оказался сильнее мозговой деятельности отдельно взятой человеческой единицы. Пусть даже и не самой выдающейся.
      Очередную мысль подал Валере Костя Слюнявчик - еще один забулдыга, обретающийся в здешних краях еще с самой перестройки. Бездомная жизнь научила Костю мыслить нестандартно или не мыслить вообще.
      Валера хорошо помнил этот момент.
      Его пентхауз был полон гостей. Помимо хозяина и уже упомянутого Слюнявчика на чердаке обретались звероватого вида бомж Волчок и королева бала - Манька, бездомная тетка далеко-за-пятьдесят. Она, впрочем, никакого участия в разговоре не принимала по причине глубокой отключки.
      Ну, и само собой были крысы. Шныряли где-то по углам. Попискивали.
      - От твари!!! - сказал бомж Валера со своего матраса, - житья не дают, паскудники.
      - А че те Валер? - вопросил Слюнявчик, - ты бы их ловил, да жарил. Из них знаешь какая закусь?
      - Говорят, они мертвяков под низом едят, - вставил Волчок.
      И уставился прозрачным пустым взглядом на столик, который украшали три бутылки поддельной водки и многочисленные следы предыдущих попоек. Волчок был немного не в своем уме, но беды из этого не делал. Да и в принципе он был нормальным мужиком - только во время полнолуния находило на него - начинал кидаться на людей и вопить, что он оборотень. Но опять же, за день до приступа обязательно окружающих предупреждал.
      - Ну ты сказал, Волчок, - молвил Валера, - Да и не буду я их жрать. Мне их извести надо.
      - А мышеловки пробовал? - спросил Слюнявчик.
      Бомж Валера вздохнул. Волчок разлил воняющую сивушными маслами бодягу под мутным граненым стаканам (настоящим ветеранам денатуратных попоек), и кивнул Слюнявчику - посмотри, мол.
      - И яд тоже? - продолжил Слюнявчик и сунулся к буржуйке, к черному промасленному противню, на котором, фырча и шкворча, жарилось сегодня коронное блюдо вечера - бездомная дворняга, самолично отловленная сегодня Волчком. От животного осталось мало - несколько бесформенных кусков темного мяса.
      Слюнявчик поворошил куски гнутой алюминиевой вилкой, и пустил слюни - мутные и тягучие, как брага в граненых стаканах. Со смачным шлепком шлепнулись эти следы человеческой жизнедеятельности на пол и расплылись там темными каплями. Никто на это внимания не обратил - Костю потому и прозвали Слюнявчиком, что контролировать он себя не мог. Зато мысли подавал дельные.
      - Есть способ, - сказал он.
      - Ну? - спросил Валера.
      - Берешь ведро. Ставишь доску. А по ней, родименькой, жратву разбрасываешь, чтобы как дорожка получилась. Крыса идет, видит ее - и начинает подбирать, и все выше-выше и выше. А потом доска перевешивать - едрить - и тварь в ведре.
      - А назад?
      - Что назад? Назад у ней мозгов не хватит. Это тебе не Волчок - универов не кончала. Тут то ты ее и захомутаешь!
      Пораженный глубиной Слюнявчиковой мысли Волчок подвинул тому стакан, который был тут же схвачен и употреблен. Слюнявчик крякнул, утер благодарную слезу.
      - Хитро! - прокомментировал Валера. - Вот сегодня и попробую.
      - Пробуй, - сказал радушно Костик, - тока наказ. Как тварюгу отловишь, ты ее нам отдай. Мы ее на закусь пустим, хвостатую.
      - Не вопрос!
      И вечер продолжил, становясь с течением времени все благостнее и доброжелательнее. И лишь к вечеру случился небольшой скандал: часов в десять Манька продрала очи и, ничего не соображая, потянулась к собаке. Пока заметили - половину уже умяла, стерва! Били ее втроем, с гиканьем и нерастраченным чувством справедливости, а как дергаться перестала, вынесли на крышу - на свежий морозный воздух.
      С тем и завершили. Слезно распрощались, а Валера приступил к осуществлению смелого научного эксперимента.
      Ведро, доска, попытки создание сложной геометрической конструкции трясущимися руками. В конце концов, ему это удалось, и с чувством выполненного долга Валера заснул, завалившись на пожелтевший от многолетней грязи матрас.
      Закончился старый день и начался новый. Такой, как и все предыдущие. Бомж Валера все равно их не считал - какой смысл считать, если они похожи друг на друга как близнецы? Тяжкое начало и буйное хмельное завершение. А между ними собирательство и подтверждение своей территории.
      Неолит все еще с нами. Стоит рядом в оборванном ватнике и дышит перегаром - надо только уметь заметить.
      Валера отодрал чугунную свою башку от матраса и вгляделся в мутную оконную даль. Шел снег - крупный, пушистый, уже по настоящему зимний. Этот не растает, как предыдущий. Это уже хозяин, на ближайшие два-три месяца.
      Сейчас самое главное отыскать заботливо оставленную с вечера заначку - без нее жизнь не жизнь. Валера рывком поднялся и зашарил вокруг в поисках бутыля. Рука его задела одинокое оцинкованное ведро и то сдвинулось со странным скрежещущим звуком.
      Валера удивленно замер. Память о вчерашнем потихоньку к нему возвращалась. Ну конечно - гений все-таки Слюнявчик - ловушка сработала! Доска вертикально торчит из ведра, рапортуя о выполненной работе. Кусочки снеди разбросаны вокруг.
      А в ведре что-то царапалось.
      Крыса была там - попалась в хитро настроенную конструкцию!
      -Попалась, тварь! - резюмировал бомж Валера удовлетворенно. Тяжкое похмелье вдруг как-то отошло на задний план, а день словно посветлел - еще бы, такой подарок с утра. -"Я убью ее не сразу, нет" - размышлял Валера, ковыляя к ведру, - "Пусть сначала помучается как следует. Подольше, как меня изводила, гадина! А как прикончу, отдам Косте, заслужил!"
      Посмеиваясь и воздавая хвалы хитроумному Слюнявчику, он добрался до оцинкованной посудины и заглянул внутрь. И снова замер. Лицо его удивленно вытянулось.
      Воистину сегодня был день сюрпризов.
      Ловушка сработала как надо, вот только поймала она не крысу. Вместо здоровой, серой, когтистой бестии с чешуйчатым хвостом и желтыми зубами со дна ведра испуганно взирало совсем другое создание. Больше всего оно напоминало кролика, который воле судеб лишился своего главного украшения - роскошных ушей. Да и цвет у него был какой-то странный - белые и черные пятна перемежаются на длинной шерсти.
      Зато все остальное вполне сохранилось - круглые темные глазки, умильный розовый нос, что все время морщится и нюхает воздух, крошечные, совсем кроличьи лапки с розовыми коготками.
      Непонятная зверюга. Но симпатичная, надо признать.
      - Ты кто? - спросил Валера. Это было глупо, но ничего другого с утра в голову прийти и не могло.
      Розовый нос сморщился, глаза-пуговицы испуганно мигнули. Приоткрылся маленький ротик, явив свету два ослепительно белых резца.
      - Чук! - сказал зверек, - Фыр!
      - Ага, значит Чук - произнес Валера, - А где же Гек?
      - Фыр! Тц! - сказал зверь и засучил лапами по гладкой поверхности ведра, пытаясь выбраться. Он явно хотел на свободу.
      - Ну нет, родной, - сказал Валера, оглядывая зверушку, - никуда ты не пойдешь. Попался - сиди.
      Зверек только фыркнул негодующе. Он вполне подходил под расплывчато-инфантильное определение "какая прелесть!"
      Ну не убивать же такое? Все кровожадно-похмельные Валерины мысли куда-то подевались. Убить такое создание, это все равно что изрезать своего любимого в детстве плюшевого мишку - жалко до слез.
      - Что же мне с тобой делать, а, Чук? - спросил Валера - отпустить? Так ты ж в роде зверь не дикий. Может, сбежал от кого?
      Создание сновало внутри ведра, поднималось на задние лапы и начинало забавно сучить передними, будто умоляя бомжа Валеру достать его из этой страшной ловушки да отпустить на все четыре стороны. Теперь стало заметно, что зверушка сильно отощала - шерсть топорщится клочьями, тусклая.
      - Да ты, наверное, жрать хочешь! - решил Валера, - а что такие как ты жрут?
      Он добрался до столика, разгреб пустые бутылки и поднял со столешницы высохшую обертку от дешевого колбасного паштета. Наклонился над ведром и предложил ее Чуку.
      Тот негодующе фыркнул и в ужасе подался подальше от повисшего в воздухе сомнительного лакомства. Валера понимающе кивнул - сам он тоже не стал бы такое есть.
      - А может, - сказал он, - Ты траву ешь? Ты ж вроде кролика.
      Травы в жилище Валеры не оказалось. Да и не могло ее там быть. Там и из еды то наличествовала только вышеупомянутая шкурка - деликатес для мух, да только откуда им взяться в начале зимы?
      - Вот что Чук, - сказал Валера, - сиди пока здесь, а я сбегаю за зеленью какой нить. Капустой. Против капусты не возражаешь?
      Чук не возражал. Возможно, его сейчас волновали совсем другие проблемы. Бомж Валера нацепил штатный свой ватник - защита от холода и чужих бьющих конечностей - и поспешил на улицу.
      Забылся, пошел сдуру не через крышу, а вниз по ступенькам, и у самого выхода наткнулся на консьержку. Нажал на кнопку замка, провожаемый ее ледяным ненавидящим взглядом - бомжей она не любила особенно сильно - и вывалился в кружащую пушистыми хлопьями серость. Зима, зима - вон уже какие сугробы намело, таять не успевают. Да и вообще уже не растают - до весны.
      Возле подъезда - белое на белом - лежал квадратный запечатанный конверт. И не видно бы его было, если бы не яркая марка в правом углу. Валера покосился на письмо, а потом проследовал мимо - нелюбопытность залог выживания в городских джунглях.
      Купил капусты в ярком продовольственном бутике, что светился как одинокий маяк посреди кружащего бело-серого снегопада.
      На обратном пути он вспомнил, где он уже видел такое создание. Ну конечно - золотые школьные годы, пионеры, форма, юннаты, живой уголок. А в клетке вот такой зверь обгладывает капустный лист.
      Это морская свинка. Чук - это довольно крупная морская свинка. Создание, кстати, весьма нежное и уход за ним нужен.
      Валера топал сквозь снегопад, бережно прижимал к груди кочан капусты - травку, еду, впервые за много лет купленную не для себя. Странное какое-то ощущение - в этот серый унылый день бесповоротно наступившей зимы бездомный и никому не нужный Валера вдруг почувствовал, что больше не один. Ощущение это пришло внезапно и сильно - теперь его дома ждут.
      Вот он идет с дурацким капустным кочаном, а дома остался Чук - голодная и одичавшая морская свинка, которая ждет, чтобы ее накормили. И без его, Валеры, животина эта, скорее всего, сдохнет.
      Маленькое пушистое создание по глупости попавшее в ловушку для крыс, требующее заботы и ухода. Давным-давно Валера не заботился ни о ком, кроме себя. Он был величайшим эгоистом, как и все бомжи, которые хоть и сбиваются в стаи, всегда держать между собой дистанцию.
      Неловкая и неумелая улыбка появилась вдруг на одутловатом, изрезанном морщинами лице Валеры. Он шел сквозь снег и улыбался, и думал о чем-то своем - и настолько погрузился в эти свои заоблачные думы, что когда из снегопада возник вдруг пьяный вдрызг Слюнявчик и окликнул его - даже не заметил этого. Его ждали дома.
      От капусты Чук отказался, в очередной раз, шарахнувшись прочь. После некоторых раздумий Валера пришел к выводу, что животина просто боится его, такого большого и страшного. Он оставил капустные листья в ведре, и стал наблюдать с некоторого расстояния. Чук тыкался носом в листья, испуганно отскакивал, гневно фыркал.
      - Э, братец, да ты совсем дикий, - произнес Валера с улыбкой - ну да ничего, привыкнешь. Все привыкают.
      Память его словно освобождалась от шор - столько давно забытого всплыло вдруг из этих замутненных повседневностью глубин. Много лет назад маленький мальчик из неблагополучной семьи по имени Валера читал книжку. Она называлась "друг воспитанный тобой" и была про собак. Про воспитание собак. Нежность, любовь, доброе отношение - и ты воспитаешь себе друга, а не безвольную, выполняющую любую команду и страшащуюся тебя тварь. Валера решил, что-то, что подходит для собак, годится и для морских свинок, пусть и не в полном объеме.
      - Дикий ты, Чук, - повторил он, глядя, как его новый пушистый жилец мельтешит в своем ведре, - Но я тебя приручу. Будешь ты у меня ручной.
      И с этого дня жизнь бомжа Валеры переменилась - тягучая череда бессмысленных заполненных алкоголем и собирательством дней осветилась изнутри возникшей неожиданно целью. И откуда-то взялись силы, жизненная энергия, чтобы эту цель достичь. Пропала вялость и апатия - словно и не вел столько лет растительное существование.
      Дни шли за днями - все больше углублялись в холодную, сыплющую снегом зиму. Валерий купил справочник по уходу за домашними животными - потратил кучу денег и с изумлением обнаружил, что почти разучился читать. Перелистывая страницы, приступил к осуществлению своей цели.
      Поначалу Чук страшился. Дрожал, впадал в депрессию и отвергал предлагаемое лакомство. Но как-то раз положенный к нему капустный лист исчез, как не бывало. А потом еще один и еще. К концу первой недели свинка охотно уплетала травяную свою снедь, и даже делала робкие попытки взять капустный кусочек прямо из рук.
      Порывшись в окрестных свалках, Валера отыскал старую, но еще вполне надежную клетку, сделанную из потемневшего дерева и медных погнутых прутьев. Припомнив старые навыки, привел ее в надлежащий вид и скоро Чук получил новый дом - удобный, просторный, с выстеленным газетами полом.
      Валера со всей осторожностью переселил своего нового жильца в клетку, и с умилением глядел, как морская свинка обустраивается.
      Клетка Чуку понравилась. Во всяком случае, так показалось его новому владельцу.
      За время, прошедшее со своего пленения Чук сильно поправился, шерсть его стала лосниться, а характер явно переменился в лучшую сторону. Теперь он перестал пугливо вздрагивать, лишь завидя Валерия у своей клетки. Наоборот, вставал на здание лапы и умильно мельтешил передними - словно тянулся.
      А потом настал день, когда это мохнатое чудо робко взяло предложенный капустный кусочек из рук Валеры. Чук схватил лакомство из пальцев и утащил в угол клетки - пробовать. А следующий кусочек он уже чуть ли не вырвал силой, смелея на глазах. Валера глядел на него и улыбался.
      Сам он тоже переменился - неожиданно легко бросил пить - вот уж не ожидал, что такое может вообще случиться. Просто перестал и все - никаких тебе рецидивов и ломок. С утра до вечера в городе - заработанные деньги пускал теперь на обустройство жилья, покупку снеди себе и своей зверушке. А Чук терпеливо ждал его и проявлял все большую радость при его возвращении. Еще Валера стал философствовать, садился вечерком у своей печурки и, глядя на огонь, излагал Чуку меняющееся свое на глазах мировоззрение. Тот слушал и со всем соглашался.
      - Вот видишь Чук, - говорил Валера, - всякому живому существу нужна цель в существовании своем. Это хотя бы, потому как по максимуму все хотят найти объяснение. Но это не каждому дано. А вот ежели у тебя есть цель - пусть даже захудалая, то ты уже не пропадешь. Этим мы, люди, и отличаемся от зверей. Потому как только человек может бесцельно существовать. А это дорога вниз. Вот зверье, оно объяснений не ищет, а цель свою, хоть и не понимает, а чувствует. Потому-то животные и не вымирают совсем. Вот как ты, Чук. Даром, что домашний зверь, а среди крыс, однако ж, выжил.
      Чук согласно кивнул. Нет, конечно, он просто мотнул изрядно раздавшейся своей мордочкой, мало ли от чего, но Валера теперь каждый его жест истолковывал по-своему.
      И не было уже ничего удивительного, в том, что совсем скоро после своего пленения морская свинка по имени Чук уже вовсю давалась в руки, позволяла себя гладить, и даже стала сидеть на плече Валеры, как заправский пиратский попугай. Чук разве, что "пиастры" не кричал.
      Занятый своей неожиданной новой жизнью бомж Валера совсем позабыл о старом своем времяпровождении, и потому очень удивился, встретил как-то раз в глухом переулке Слюнявчика. Но тот не дал о себе забыть.
      - Э! Валерка, мля! Чевой-то тебя не видно, а? - вопросил он и дернул Валерия за рукав. До того не сразу дошло, кто перед ним. За прошедшие две недели он совсем позабыл о старом забулдыге по имени Слюнявчик.
      - Забываешь нас? - продолжил тот.
      - Слю... эээ... Костя, я спешу, знаешь, - сказал Валера.
      Это была чистая правда - он собирался купить Чуку замечательную кормовую добавку, из той серии, что можно почти бесконечно долго грызть, на пару с витаминами стачивая растущие зубы.
      - Спешишь? - сказал Слюнявчик, - все время теперь спешишь. Занятой стал, блин. Как профессор. - Он помолчал, а потом добавил быстро, - ты ведь грят, поймал там у себя чой то? Ну, в ловушку? И у себя держишь. А ты ведь мне обещал, что как крысу свою поймаешь, так нам отдадишь. На прокорм.
      - Кто говорит? - спросил Валера.
      - Ааааа... - пропел Слюнявчик гнусным голосом, - а не скажу... Хотя... Волчок это был. Он у нас всее видит, всее знает!
      - Дурак твой Волчок! - сказал Валера резко, - и не видит он ничего! Мозги давно пропил. Ничего я не поймал. Ничего!
      И он пошел прочь - ему надо было успеть к закрытию магазина. Слюнявчик уставился ему в спину, как показалось, злобно. Но навязывать свое общество не стал.
      Встреча со старым дружком неприятно поразила Валерия. Он вспоминал перекошенное, бессмысленное лицо Слюнявчика и задавался вопросом - что связывало его с этим человеком? Что связывало его с остальными. Некоторое время эти мысли занимали его, а потом он пришел домой, где ждал терпеливо Чук и начисто забыл об этом происшествии.
      Через некоторое время он решил, что животному нужен воздух, и стал совершать короткие вояжи во двор. Чук сидел у него на плече и восхищенно нюхал морозный воздух. А потом стал даже отваживаться на короткие пробежки по снегу. Далеко не отбегал - словно знал, что может потеряться. Валера стоял рядом, глядел, как свинка оставляет на свежем снегу ровные стежки следов. Народ на него посматривал, но Валере было плевать - выгуливают же люди своих собак. Поему бы не выгулять морскую свинку?
      В одну из таких прогулок он и чуть не потерял своего Чука.
      Тот так и не заметил опасности, да и Валера засек ее слишком поздно. Просто вдруг совсем рядом, за спиной, раздался нарастающий рев - низкий, полный угрозы. Так близко, что Валерий лишь успел обернуться.
      Огромный черный ротвейлер был метрах в двух - пасть раззявлена, желтоватую слюну сдувает ветром с выдающихся клыков, язык болтается как грязное багровое полотнище. Псина шла в атаку, и в атаку совсем не на Валерия - тот был слишком массивным для потенциальной жертвы. Пес рвался к Чуку - такому маленькому, медлительному и беззащитному.
      В те секунды пока черная собака преодолевала оставшиеся метры Валерий узнал ее - конечно, трудно не узнать эту гнусную псину, если ее ненавидел весь двор, включая оба дома близнеца.
      Бульдозер выл от счастья - он снова занимался любимым делом, а именно нападал на жертву совершенно неспособную дать ему отпор. В отличие от того же Валерия. Жаркая собачья кровь требовала отмщения за недавний перенесенный им и хозяином позор.
      Чук замер на снегу - черно-белый шерстистый комок, его хватило бы от силы на один укус надвигающейся черной беде.
      Валера понял это, как понял и то, что не успеет поднять Чука с земли. А даже если успеет, то будет неминуемо сбит агрессивным зверем.
      И тогда он сделал то, чему научился за годы беспросветной своей бездомной жизни - упал ничком и накрыл Чука своим телом. Когда ты вот так лежишь, сохраняя в объятиях ценную и нужную тебе вещь, то тебя можно пинать ногами, бить, чем хочешь - эффекта не будет, ты почти защищен, как большая мягкая черепаха, особенно если на тебе надет толстый бушлат телогрейка, да ворох тряпья под ним.
      К сожалению или к счастью знают об этом только те, кого часто лупят ногами.
      Бульдозер этого не знал - его в жизни никто не рискнул пнуть, поэтому действия Валеры стали для него совершенной неожиданностью. Тело его еще продолжало поступательное движение вперед, маленький тупой мозг пытался анализировать поменявшуюся ситуацию и не находил адекватного решения. Когда Бульдозер понял, что не успеет за оставшееся время сменить вектор движения, было уже поздно.
      Законы физики сыграли против него, и огромный черный пес на полном ходу запнувшись от скорчившегося человека, перелетел через него, и, получив мгновенный крен в сорок пять градусов, вошел в сваливание.
      Мелькнули в воздухе скрюченные лапы с тупыми когтями, плоская морда с лезущими из орбит глазами, веер слюней блеснул на слабом зимнем свету, а потом Бульдозер с глухим ударом вернулся на грешную землю.
      На миг воцарилась тишина, Валера чувствовал, как трепещет крохотное сердечко Чука, замершего у него в ладонях.
      - Ты что творишь, гад?! - страдальчески крикнул кто-то, - что с животным сделал?
      Валера искоса глянул вправо, потом влево. Справа к нему бежал Лапкин - на лице боль и злость, слева со льда медленно поднимался Бульдозер - на морде выражение, словно попал под давший ему имя образец строительной техники.
      - Сволочь поганая!! - надрывался Лапкин, - Вонючий бомж! Развели вас, шагу нельзя ступить, чтоб не запнуться!! Собак жрут, сволочи!!!
      Валера молчал. Он уже знал, что все позади. Чук был спасен - вот он замер в ладонях. Даже, наверное, и не знает чего избежал.
      Причитая, Лапкин миновал Валерия и помог подняться Бульдозеру. Создавалось впечатление, что если бы тот не смог, Лапкин бы понес его на себе. Но Бульдозер встал - гонор в нем пересек нулевую отметку, хвост вяло дернулся в стылом воздухе и ретировался вниз, так безопасней.
      Лапкин все орал, остановился подле Валеры и даже занес ногу, чтобы ударить, но совсем рядом была улица и пешеходы уже смотрели заинтересованно, так что бить не стал. Убрался сам и потащил прочь своего ошалевшего пса. Когда Лапкин отошел на приличное расстояние Валера поднял голову и улыбнулся - он выиграл очередную битву, защитил Чука, а значит, живет уже не зря.
      Но прогулки пришлось прекратить.
      В конце недели снова заявился Слюнявчик. Долго и нудно стучал в закрытую дверь, а, на вопрос Валерия что ему надо, разразился длинной и слюняво-угрожающей речью.
      - Ты нас не уважаешь что ль? - вопрошал он, - Возгордился блин совсем?! Мы быдло, да? Такое что и разговаривать с нами нельзя? Так ты хочешь сказать?!
      - Уходи! - сказал Валерий, - иди прочь!
      - Кого ты там прячешь?! Думаешь, если дверь закрыл, я не увижу, да?
      В конце концов, он ушел, буркнув напоследок, что так лучших друзей обижать нельзя, и в следующий раз он придет с Волчком - популярно объяснить Валере, что так не поступают.
      Валере было плевать. Волчка он не боялся. Он за себя вообще не боялся - отучила его жизнь думать о завтрашнем дне. Он боялся лишь за Чука.
      - Ничего, - сказал он, слушая, как Слюнявчик, гулко топая, взбирается вверх по лестнице, чтобы выбраться на крышу, - Ничего Чук, не пристало нам их бояться.
      Он протянул руку к клетке и Чук привычно прыгнул сначала на кисть, а потом ловко перебирая коготками на плечо. Там и замер.
      Эх, ничего в тот момент не показалось Валере угрожающим. Не предупредил его внутренний голос, не звякнул внутри тонкий серебряный звоночек - обрати, мол, внимание - плохо это может кончиться.
      Ничего этого не было. Жил Валера себе дальше - общался с Чуком, крутился, вертелся, а в последнее время вдруг заметил, что зачастую выходит на улицу просто так - погулять. И вроде все та же серая зима, да снег сверху, а как-то иначе стал воспринимать окружающее. Может, потому что год кончался - и новогодье давало уже давало о себе знать цветными гирляндами в витринах дорогих магазинов? Может, люди стали чуть напряженнее, может быть веселее, а может просто более нервными? И все чаще слышны на улице чьи то резкие голоса - счастливые или злобные, но не нейтральные. Город слегка ожил, встряхнулся под снегом и многокилометровыми лентами цветных огней, вздохнул, и приготовился к новой своей фазе существования.
      Было ли так всегда, или только в последний год? Валера не знал, но склонялся к тому, что было.
      Было, просто он уже не видел и не слышал этого.
      В конце декабря Валерий пришел домой и объявил Чуку, что собирается устроиться на работу.
      - Хватит тунеядствовать, - сказал он восхищенно замершей морской свинке, - будет работа, будут деньги. Будут деньги, будет все остальное. Квартиру снимем настоящую, а Чук? С ванной! Меня теперь возьмут - они непьющих любят.
      Чук фыркнул, и завозился в своей клетке. Как и Валера, он, похоже, приближался к своему счастью.
      За полторы недели до нового, лучшего, чем прежний, года, ныне бездомный, но владеющий многочисленными мечтами, Валера возвращался домой.
      Он гулял - снова гулял просто так, шел себе в толпе, глядел по сторонам и, похоже, наслаждался жизнью. Последний раз это было так давно, что он уже не помнил этого забавного ощущения, когда краски ярче, небо за тучами голубое, а грязный снег скрывает зимнюю сказку, жухлую траву и обещание весны. Хорошо было просто так идти. Гордо, как человек. И никто не трогал его, не приставал, даже не смотрел косо - просто потому, что так может идти только уверенный и ничего не боящийся человек. А одежда... что одежда - это был как раз тот случай, когда не она красит человека. Редкий случай.
      Он был вполне счастлив, бомж Валера, счастлив до того момента, пока у подъезда его дома вдруг не появилась скособоченная тень и не метнулась к нему навстречу. Валера замер. Давешнюю подругу Маньку он не видел уже с месяц или около того - с тех самых пор как произошел тот досадный инцидент с собакой. Содрогнулся, вспомнив, как лупил ее ногами. У нее и сейчас были синяки под обоими глазами - совсем свежие.
      И еще возникло нехорошее предчувствие - маленький серый авангард большой армии горя.
      - Аа... В-валерка, мля!! - заплетающимся языком возвестила Манька на пол улицы, говорить ей, впрочем, мешали и разбитые до состояния полной недееспособности губы, - п-пришшел? А мы тут к те зашли, а т-тя нет? Где гуляешь, а?
      - Зашли? - сказал Валера тихо, - когда зашли?
      - Да п-прямо щаз! Я, Костюнчик и Волчок! Погудели!
      Валере стало очень холодно - куда холоднее, чем было сейчас на улице. Много холоднее. Мир сделался нечетким, кружащимся серым снегом.
      - Что... Что вы сделали?! - прошептал он еле слышно.
      Манька раскрыла по шире глаза, вгляделась в него, а потом испуганно отшатнулась. Что- то подсказало ей, что именно с такими глазами человек и совершает убийство.
      - Да ниче... - выговорила она, - Я ж грю, погудели хорошо. Слюнявчик обещание сдержал и крысу, что ты поймал, на закусь съел. Поймай еще, а?
      Небо рухнуло на землю, соприкоснулось с ней в грохочущем и плавящем снег и мерзлую почву объятии. Он не верил, не мог поверить. Мир кончился, время вытекло из исполинской стеклянной половины апокалипсических песочных часов и замерло. Замерзло. Все кончилось.
      Валерий вдруг обнаружил, что все еще стоит на ногах - каким то образом держится и не падает, хотя хомут обрушившегося несчастья уже висит на шее, черный, неподъемный, и немилосердно давит.
      Но силы были - и он, оттолкнув перепугавшуюся Маньку с дороги, побежал вперед к мигающей желтыми окнами громаде дома. Ноги несли его сквозь снег сами по себе, без малейшего понукания. Несли к двери, дальше по коридору мимо опешившей консьержки, вверх по лестнице - выше, выше, мимо разноцветных прямоугольников чужих дверей, за которыми живут себе счастливые обладатели своего жилья, много-много этажей без малейшей усталости, и дальше, к одинокой двери на чердак.
      Рывком дернув дверь, он ворвался к себе домой, в свой пентхаус, в место, которое он привык считать домом и надежным убежищем. Ворвался, пылая от ярости, готовый бить и убивать, и твердо зная, что если застанет этих сволочей на месте преступления то живыми они не уйдут. О! Нет прощения этим мерзавцам и нелюдям! Этим человекообразным прямоходящим тварям! Скотам в человеческом обличье!
      Валера стоял на пороге, тяжело и с хрипом дышал, и бессильно сжимал кулаки.
      Потому что все уже закончилось, и на чердаке уже никого не было. Лишь сиротливо ютились на столике остатки нынешней трапезы.
      Страшной трапезы. Останки Чука плавали в густом вонючем жиру закопченной сковороды, что стояла на печке. Их было не много, останков.
      На негнущихся ногах Валерий подошел к печи и остановился. Он смотрел. Смотрел на тонкие желтые кости, на покрытый ошметками темной шерсти череп, что в неизбывной муке скалил длинные резцы. Смотрел на свитый колечками почерневший хвост и скрюченную переднюю лапу с растрескавшимися коготками.
      Смотрел на свою новую жизнь - жизнь, сгоревшую в чаде паленой шерсти и запахе дешевого масла.
      Окончательно. За окном падали и умирали снежинки - одна из другой.
      Этим же днем Валерий запил. Да так, что все предыдущие запои казались на фоне этого легким вечерним коктейлем. Семь дней он пил беспробудно, а на восьмой день у него случилась белая горячка и он стал пускать изо рта пену и бросаться на прохожих, после чего был отловлен милицией и после соответствующих профилактических побоев отправлен в вытрезвитель. Сознание к нему не возвращалось еще два дня, и лишь к третьему дню случилось легкое просветление.
      Тогда то, в тесной камере-палате районной наркологической больницы ему неожиданно пришло в голову, что у Чука не было длинного, вьющегося кольцами, хвоста, как не было таких выдающихся желтых резцов и серой шерсти.
      Но было уже поздно - затуманенный интоксикацией и дешевыми лекарствами мозг Валерия уже не мог логически сопоставить факты и пришедшая мысль погасла в очередном приступе горячечного бреда.
      Выйдя на свободу, он снова запил. Жизнь вошла в привычную колею.