НовостиПролог.
Десять дней, десять историй, подслушанных или придуманных. Десять сумеречных дней, идет мокрый снег. С прологом и эпилогом.
Заполненные запахами, склянками, капельницами. Неживой жалобной перекличкой несчастных: «Ахот, ахот! Ахот»...* Неуклюжим юмором медперсонала.
*)Сестра (ивр.)
– I – Рав.
По соседству лежит старый рав*. Вечер пятницы, начинается шабат. К нему пришла стайка бесцеремонных юных ешиботов**. Уселись в кружок, раскачиваются, читают нараспев Тору, гундосят неимоверно. Почему-то рассорились, спорят на иврите. Рав слушает, чуть склонив голову и прищурив один глаз. Потом говорит тихо так:
– Шабат шалом лахем, еладим!***
Те замолчали и разом уставились на него.
*)Раввин (ивр.)
**)Учащийся ешивы, религиозной иудаистской школы, вроде
гоголевского бурсака.
***)Доброй субботы вам, мальчики! (ивр.)
– II – Думаю о любви.
Ну почему так? Много лет назад на стене своей прокуренной комнаты написал аршинными буквами: «Если хочешь о чем-нибудь думать, думай о любви! Что мы без нее?»
Старательное в телефонной трубке: «Ани охэвет отха!»*
И теперь, за тысячи лет и километров от моей коммунальной берлоги опять та же мысль: «Что мы без нее!» А ведь это было в прошлой жизни. Мудреть пора. Не выходит.**
*)Я люблю тебя! (ивр.)
**)И сейчас напишу во всю любую стену: «Что мы без нее!»
– III – О вреде пользы Свистка.*
Это началось на третий день. Клиника, скажете? Может. Пишу и отвечаю на несуществующие отзывы и рецензии, но мысленно. Перед глазами бегущая строка неоновая, но ведь не бывает дыма из ничего?
Тема в «Курилке» была, Летящим затронута: «если завтра не будет свистка.ру, то я...» Вот и ответ вроде сам получился.
*)Поэтический сайт в интернете.
– IV – Сумеречная птица.
В который раз подхожу к вечернему окну. Там дождливо или снежно, не понять. Только высоко в небе чутьем угадывается бесконечный полет большой серой птицы, еле заметной в белесой мути облезлого неба и существующей только в сознании моего беспечного друга...* Сумеречная Птица Ашиой, всегда летящая на север.
*)Мной же и придуманного.
– V – Сто двадцать.
Мы были вдвоем столетье,
Даже больше. Пора настала.
Это долгий срок для «вместе»,
Для «всегда» это очень мало.
Мы дошли до конца пути,
Знаешь, нам будет больно.
Я тебя попрошу уйти,
И дать умереть спокойно.
Не хочу до ста двадцати!*
На полустанке перед конечной
Я попробую тихо сойти,
Я уставший. Я смертный. Не вечный.
*)«До ста двадцати» – традиционное пожелание еврейского долголетия.
– VI – 3 часа утра.
– Эй, Маша! Ты ведь Маша?
– Ну да, Маша.
– А что поешь громко так? Утро, спят ведь!
– Ой, я громко? Не заметила совсем, простите, задумалась.
– Fall in love? *
– А откуда вы видите?
Улыбаюсь загадочно:
– Светишься.
– Ой, спасибо вам! Простите, побежала я!
– Беги. Баацлаха лах!**
Убежала. За что спасибо-то? Мне и самому моложе стало.
*)Влюблена? (англ.)
**)Удачи тебе! (ивр.)
– VII – История, рассказанная ночью.
Болгарский рабочий, совсем мальчишка. Месяца три назад случайно попал «под раздачу», так часто бывает. Львиная доля гвоздей и гаек, начинявших бомбу, досталась ему. Он умирал очень долго, изредка приходя в сознание. Говорил о девушке, которая вот-вот прилетит к нему, ведь он купил ей билет на самолет. Она прилетит, а он вот...
Ему так никто и не сказал, что она не прилетит. Никогда. Самолет ее был сбит шальной украинской ракетой и упал в Черное море.*
*) «над Черным морем ракетой ПВО Украины был сбит пассажирский самолет авиакомпании "Сибирь", совершавший регулярный рейс по маршруту»... (из сводки новостей)
– VIII – Мусульманка.
Мусульманским женщинам нельзя смотреть в глаза. Неприлично, почти оскорбление. Я и не смотрю, стараюсь. Но иногда мы встречаемся взглядами, на долю секунды. И успеваю увидеть глубоко спрятанный свет в ее глазах.
Она не отходит от брата третьи сутки, он не шевелится уже. Ее некрасивое лицо совсем осунулось. Но глаза, я невольно ловлю их взгляд, в нем столько тоски и обреченности. Покорности и страха. Она еле заметно мне улыбается, самым краешком губ. Я вижу ее душу.
Она забирает брата и уезжает. Наливает стакан воды, подходит, протягивает мне.
– Счастья тебе, – говорит по-русски.
Я ничего не отвечаю.
– IX – Старый Ицхак.
Все мы под ним ходим. Боже, Боже праведный! Все разные, а живем во имя твое. И все любят тебя, но по-разному. Кто как умеет.
– Где ты, Ицхак? Ты знаешь, где ты?
– Знаю, это старый хедер*. Я знаю.
Разные, жестокие или милосердные, злые, добрые... И живем все по-разному. А кто рассудит справедливо, да и есть ли она, справедливость? Или тоже – каждому своя?
– Ицхак, знаешь ли, где ты?
– Знаю. Я дома.
Лежит старый Ицхак, проводами-шлангами опутан. Матерится по сапожному, но бессильно. По мятой щеке слеза стекает. Толку-то, дома он уже.
*) Комната (ивр.)
– X – Папочка, бэвакаша!
Маленькая девочка в инвалидной коляске, повторяет монотонно в мобильный телефон:
– Аба, аба! Аба, бэвакаша!*
Тут же безнадежное и невыразительное сменяется искристым счастливым смехом:
– Папочка!!!
*) Папа, папа, пожалуйста! (ивр.)
Эпилог.
Решено, отныне по субботам буду зажигать свечи. Просто так, для себя, буду смотреть, как в шабат горят свечи. Наверное, пора уже.
Наступило утро, самодовольное и сияющее, как молодой ешибот, бесцеремонное, как араб-уборщик. Первое ясное утро после десяти сумеречных дней.
P.S. Все разъехались, и я. Бестолково-счастливая Маша, растерянная девчушка с мобильным телефоном. Арабское семейство, они уехали в Рамаллу, в тамошнюю больницу. Позже мне скажут – фамилия паренька Баргути, какой-то родственник.* У него энцефалит, а застрелили – было бы не жалко. Или нет?
*) Марван Баргути – палестинский террорист, лидер «Танзим», его руки по локоть в крови.