ТРЕТЬЯ РЕПЛИКА
Уважаемый Иегуда,
По поводу Вашего ответа на мой вопрос. Да, конечно, это была "боль раненой детской души", любой ребенок испугается, увидев
недоброе "лицо злодея с молотком в руке". Мое слово, которое я сейчас не хочу повторять, было неуместно вдвойне, во-первых,
ошибочно по существу и, во-вторых, употреблено в присутствие недоброжелателя, который не упустил возможность им
воспользоваться.
Вы меня спросили, не "пожелаю" ли я ознакомиться с Вашими книгами. Очень даже "пожелаю" и это желание особенно возросло
после того, как я ознакомился с материалами, опубликованными на Ваших сайтах. Я рассматриваю Вас, как наиболее адекватного
представителя еврейского народа. Думаю, если кто-то захочет познакомиться, как живут и думают евреи, то это вот сюда, к
Иегуде.
Я очень земной человек, живу по китайской пословице: "Нагнулся, поднял - как раз то, что надо". Считаю себя чуть-чуть
исследователем, пытаюсь (не всегда получается) думать рационально. Именно потому, что так устроена моя голова, я хотел бы
проникнуть в мир верующего человека, который придерживается канонов одной из древнейших религий. С большим скепсисом я
смотрю на гипноз и тем более на медитацию. Надеюсь, что вскоре мне откроется возможность узнать об этих вещах от человека,
которому я целиком и полностью доверяю.
Не ждите от меня, Иегуда, что Вы развеете мои сомнения и обратите меня в правоверного иудея. Как умный человек, Вы
понимаете, что этого, скорей всего, не произойдет. Но, повторяю, я хотел бы, чтобы в моей домашней библиотеке находились
всегда под рукой Ваши книги. Причем все книги - и о Вашем замечательном отце, и поэзия, и книги по гипнозу и медитации,
тогда я буду знать, что культура Израиля в моей домашней библиотеке представлена полно (свой адрес я сообщу Вам по
электронной почте).
Вы пишете, что пытались разобраться в моих статьях, которые, очевидно, касались Зигмунда Фрейда и его психоанализа. Так
вот, при их чтении нужно учитывать, по крайней мере, два обстоятельства.
Во-первых, спешу разочаровать антисемитов: развенчивая культ одного еврея - Фрейда, я поднимаю на щит сразу двух великих
евреев - физиолога Йозефа Брейера и поборника прав еврейских женщин Берту Паппенхейм или знаменитую пациентку Анну О.,
против которых Фрейд совершил преступление как врач, ученый и человек. Впрочем, проблемы, которые я решаю в своих статьях и
книгах, лежат вовсе не в национальной плоскости, а в историко-исследовательской. О том, что Фрейд, Брейер и Паппенхейм были
евреями, я не помнил до того времени, пока национальный вопрос не был поднят на сайте "Новая литература".
Во-вторых, при чтении моих работ нужно учитывать сложившуюся в России ненормальную ситуацию, когда фрейдизм превратился в
государственную идеологию и политику в сфере психиатрии и практически задушил рациональные направления, берущие начало от
Сеченова и Павлова. И снова повторюсь, что дело не в их национальности, а в том, чтобы возродить уже существовавшие в
России школы, рациональной науки о человеке. За монополией и тотальной коммерцией психоанализа стоят крупные институты и
могущественные люди. Естественно, я использую против них более жесткие приемы критики, чем, скажем, против Воложина.
Поэтому язык моих работ о Фрейде и психоанализе - колюч для восприятия и, видимо, крайне неприятен для моих оппонентов.
Теперь, Иегуда, на этой публичной площадке я прощаюсь с Вами, чтобы перейти на общение по электронной почте. Олег Акимов.
Уважаемый Александр (Соломон).
Сначала несколько слов о Вашем имени. Вы с возмущением написали: "Я - Соломон, а Акимов - Александр". Простите, но мне
показалось, что Вы такой же Соломон, как я - Иегуда. Вы, русский человек (я видел Ваш портрет), имя которого мне
неизвестно, хотя сейчас я предполагаю, что Семен. Во всяком случае, "Семен Воложин" Вы подписывались, например, под
статьями, посвященными Высоцкому. Потом Вы подписывались "Семен Исаакович", далее "Соломон Исаакович" и, наконец, просто -
"Соломон Воложин".
Я знавал одного математика-антисемита, русского происхождения, который взял себе еврейский псевдоним, в надежде, что его
будут публиковать в научных журналах. С самого начала я предположил, что Вы используете аналогичный прием и, не желая Вам
подыгрывать, стал называть Вас именем Вашего же любимца Александра Суконика. Сейчас я вижу, что мое предположение
оправдалось.
То, что у Вас имеются серьезные проблемы с публикацией Ваших произведений, я догадался с первых же строк Ваших ответных
писем мне лично и на сайт "Новая литература". Вы предположили, что у меня те же самые проблемы с публикацией работ, что и у
Вас, то есть Вы повели себя в точности по пословице: "у кого, что болит, тот про то и говорит".
Сейчас на сайте "Русский переплет" я прочитал Ваши откровения, цитирую: "Достижения: девять лет читал доклады на
заседаниях научной Пушкинской комиссии при Одесском Доме ученых, а потом и на вузовских научных конференциях, полгода
публиковал статьи в одесской прессе, экспертная комиссия приняла мои записки и малотиражные книги в отдел рукописей и
редких изданий Национальной Библиотеки России. Но все ерунда по сравнению с тем, чего я хотел. Распространить свою страсть
к глубокому постижению искусства я не смог. Может, Интернет поможет?"
Очень Вам сочувствую, Александр, но думаю, что и Интернет не принесет Вам настоящего удовлетворения в деле
"распространения", простите меня, не слишком доброкачественной литературной критики. Во многих статьях и книгах Вы
называете имя Льва Семеновича Выготского. С болью в сердце Вы воскликну: но "есть идеи Выготского, которые надо продвигать
и продвигать в жизнь. Художник стихийно пользуется противоречиями. Может, и вредно раскрывать ему секрет его
художественности. А очень слабому художнику, может, тем паче не стоит показывать, где он не дотянул".
В тех Ваших статьях за последние пять-шесть лет, которые я успел просмотреть, называется одна-единственная книга
Выготского "Психология искусства". К счастью, она есть в моей домашней библиотеке и сейчас я держу ее в руках. Когда Вы
писали, что "в лоб" - это "нехудожественно", а "не в лоб" - это "художественно", Вы, очевидно, апеллировали ко второй
главе, "Искусство как познание", к самым первым страницам, где речь идет о принципах критики.
Там Выготский, в частности, пишет: "То, чего мы не в состоянии понять прямо, мы можем понять окольным путем, путем
иносказания, и все психологическое действие художественного произведения без остатка может быть сведено на эту окольность
пути" (с. 49, 1968; Вы пользуетесь книгой 1987 года, в которой нумерация страниц не совпадает). Далее Выготский много
говорит об этом окольном пути познания, рассматривая басни, поэзию и т.д., в которых проявляются тонкие и сложные механизмы
понимания иносказаний.
Но обратите внимание, Александр, он вовсе не отрицает прямого изложения художественной идеи, раскрытия литературного
образа - прием, которым пользовался Иегуда, рассказывая нам с Вами о голоде, любви и ненависти (хотя я не считаю, что у
него было все так уж "в лоб"). Выготский не заостряет внимание читателей на непосредственном пути только потому, что с
психологической точки зрения здесь нет проблем, он прост и не требует никаких разъяснений со стороны автора. Однако это не
означает, что он менее выразителен, справедливо как раз обратное.
Несколько раз я встретил у Вас термин "катарсис", чему Выготский отвел девятую главу, "Искусство как катарсис", и другие
элементы его теории. Однако наш спор не коснулся этих тем, и я не стану сейчас их разворачивать. Вместо этого я хочу
обратиться к волнующему для Вас национальному вопросу. Я должен извиниться перед Вами, так как хочу обойти стороной десятки
статей, в которых Вы критикуете многих зарубежных художников пера и кисти, а перейти непосредственно к еврейской проблеме.
Хотя здесь снова придется мне ограничить себя очень немногими Вашими работами.
Сейчас на экране дисплея моего компьютера выставлена Ваша статья, Александр, подписанная "Семен Воложин", под названием
"Чего не понял Н. Коржавин у Ахматовой". Прочел я так же и другую Вашу статью - "С Выготским против Коржавина", подписанную
уже "Воложин, Семен Исаакович".
Обе статьи является Вашим критическим откликом на работу Наума Коржавина "Анна Ахматова и серебряный век"" ("Новый мир",
7, 1989) и обе они выстроены на очень зыбких теоретических основаниях.
Так, например, вторую указанную мной статью Вы начинаете со слов: "если лучшими считать те [стихи], что удовлетворяют
психологическому критерию художественности по Выготскому, т. е. сталкивающие противоречивые элементы своей структуры и тем
дразнящие читателя противочувствиями, то осознавание катарсиса от этого столкновения (а иными словами - открытие их
художественного смысла) вывод Коржавина не подтверждают [не стану уточнять какой]".
Ну, а если Выготский ошибся? Что ж Вы так на него облокотились? Почитайте кого-нибудь другого теоретика, Белинского, что
ли, кстати, он не еврей. Может быть, этот критик Вас противоположному научит.
Далее идет у Вас чудное стихотворение Ахматовой "Вечером":
"Звенела музыка в саду
Таким невыразимым горем.
Свежо и остро пахли морем
На блюдце устрицы во льду.
Он мне сказал: Я верный друг!"
И моего коснулся платья.
Как не похожи на объятья
Прикосновенья этих рук.
Так гладят кошек или птиц,
Так на наездниц смотрят стройных...
Лишь смех в глазах его спокойных
Под легким золотом ресниц.
А скорбных скрипок голоса
Поют за стелющимся дымом:
Благослови же небеса -
Ты первый раз одна с любимым" ".
Сразу за этим стихотворением идут Ваши рассуждения: "Казалось бы, что за пошлость перед нами: поддается женщина
похотливому желанию мужчины, при этом ломается сама перед собой, мол, она поддается, потому что любит его. Банально?
Однако, в том-то и дело, что нет" - ну, и т.д.
Александр, мне показалось, что Вам не следовало читать стихи Ахматовой и научные книги Выготского. Вы ничего в них не
понимаете. Да они Вам и не нужны. Я увидел, что перед Вами стоит элементарная задача: доказать, что еврей Наум Коржавин не
в состоянии понять высокую поэзию Анны Ахматовой, что ее высокое искусство открылось Вам, русскому человеку. Не пойму,
зачем Вам нужен Выготский? И без него видно, какую дремучую некомпетентность Вы проявили. Подобная тенденция прослеживается
во всех Ваших критических статьях, которые я успел просмотреть за два вечера.
Вот на экране моего компьютера выставлена Ваша статья "О художественном смысле произведений Бабеля" (Одесса, 2003),
подписанная "С. Воложин". Я не знаю, поверит ли мне читатель, но я опять вынужден констатировать, Вы совершенно извращенно
поняли "Одесские рассказы" и другие произведения первоклассного еврейского писателя. Причем, в силу Вашей предубежденности
против евреев, Вы пишите о таких неприличных вещах, которые я сейчас не могу воспроизвести. Я читал Ваши работы о Бабеле
(их две) и снова задавал себя вопрос: "Если автор не любите так евреев, зачем же он о них столько пишите?"
И все-таки мне надо что-то у Вас найти поприличнее, чтобы показать читателям Ваш способ мышления. Верчу колесико мышки,
текст плывет по экрану. Может быть вот это место: "Надо ли говорить, - пишите Вы, - как нужен был порыв и пафос после
смерти Ленина, величайшего гаранта социалистической идеи... Сам исповедуя веру в коммунизм, Бабель, тем не менее, не мог не
чувствовать, что еврейству как таковому от такого сдвига в общественном мнении будет конец. А если, вопреки отделению
государства от церкви, государство будет еще заниматься судебными преследованиями религиозных деятелей за их религиозные
действия, то конец еврейства будет особенно быстр. Что Бабелю было делать, взявшись все-таки за такую тему в рассказе?
Автор разрывается на части".
Этот текст был написан Вами три года назад. Александр, хочу спросить: как Вы сейчас его воспринимаете? По-моему, это
какая-то белиберда. Вы не находите? Чтобы Вы сейчас в нем поправили?
Вы считаете себя большим специалистом по творчеству Пушкина. О нем работ у Вас много, но меня заинтересовала статья,
озаглавленная: "Почему в произведениях Пушкина евреи такие. (Под впечатлением статьи Г. Фридмана)". Сначала я прочитал
статью Фридмана "Из песни слова не выкинешь", на которую Вы сделали ссылку, потом Вашу. Сразу скажу, впечатление от Вашей
статьи удручающее. Но прежде, чем о ней что-то сказать, приведу несколько выдержек из статьи Фридмана, чтобы ввести
читателя в курс дела.
Фридман пишет: "Мы, евреи, любим Пушкина без памяти... Пристально разглядываем изображения евреев в произведениях Пушкина и
во всей русской классике... Нельзя говорить о еврейской теме в творчестве А.С. Пушкина. Её не было вовсе, да и образов евреев
почти нет. Еврей у Пушкина встречается редко, иногда это персонаж второго плана, иногда он мелькнет, как заяц, который
перебегает дорогу, и это, по примете, не к добру...".
Автор приводит дневниковую запись Пушкина: "Третьего дни хоронили мы здешнего митрополита; во всей церемонии более всего
понравились мне жиды: они наполняли тесные улицы, взбирались на кровли и составляли там живописные группы. Равнодушие
изображалось на их лицах - со всем тем ни одной улыбки, ни одного нескромного движенья! Они боятся христиан и потому во сто
крат благочестивее их". Фридман комментирует: "У поэта нет предубеждений против евреев, которые составляли в те годы
большую часть кишиневских обывателей".
Автор напоминает, что в Кишиневе "Пушкин снял две комнаты в доме у евреев", где поэт наблюдал такую картину: "Над
колыбелию пустой \\ Еврейка плачет молодая. \\ Сидит в другом углу, главой \\ Поникнув, молодой еврей, \\ Глубоко в думу
погруженный. \\ ...Текут в безмолвии часы...". Комментарий автора: "Стихотворение глубоко сочувственное. Пушкин - выше
стереотипов!"
Фридман предупреждает читателя, что у поэта есть строчки, в которых евреи выглядят неприглядно, но, говорит автор, "Пушкин
не был подвержен ксенофобии. Пушкин показывает не столько евреев, сколько отношение к ним. Каким оно было, таким и показал.
Он дышал атмосферой своего века, не был юдофобом и не был филосемитом. Пушкин нисколько не нуждается в нашей защите. Он,
как и другие великие русские классики 19-го столетия, не интересовался проблемами инородцев и евреев в частности".
Таков, собственно, вывод Фридмана, который мимоходом заметил: "Эпизодические фигуры жидов в народных байках - дань
суевериям и предрассудкам. Ныне они - радость антисемитов, но мы не будем делать им рекламу".
Вы, Александр, подошли к статье Фридмана и сочинениям Пушкина со своей псевдонаучной меркой: "Пушкин стихийно исполнил
закон художественности Выготского: развоплощение материала. Воплотил идеал счастья в живописании несчастья".
Пройдясь вслед за Фридманом по произведениям Пушкина и опустив пушкинскую запись в кишиневском дневнике, Вы дали свои
ядовитые комментарии, совершенно не понимая ни Пушкина, ни Выготского, ни Фридмана. Например, Вы абсолютно не поняли, что
слово "жид" поэт использует не в уничижительном значении - просто в то время так принято было говорить на Руси. Вы же
написали так: "Как кому, а по мне эти бесконечные повторения бранного "жид" уравновешиваются умом, дипломатичностью и
изобретательностью Соломона. Чувствуется, как Пушкин любит его".
Не поняв этого элементарного языкового факта, Вы перевернули стихи Пушкина с ног на голову. Разумеется, если Пушкину было
позволено говорить это "бранное" слово, то Вам и подавно. И вот Вас понесло: "Это ж надо! Стамати - просто зарезал, а жида
(даже имени не заслуживает) убил, как собаку. Получается, жид - корень зла... получается, что жиды в одном ряду напастей с
турками находятся... Со стороны турок - физическое, со стороны жидов - моральное завоевание".
Читать этот текст не приятно не только евреям, но и всем благовоспитанным людям.
Я сейчас не хотел бы входить в Ваше понимание "пушкинских идеалов", которые передаются, например, такой фразой: "Так хоть
эпиграмма и была написана раньше, но можно в ней увидеть и отражение пушкинского идеала консенсуса, и тень назревающих
событий, противных этому идеалу". По-моему, слово "консенсус" (как я понял, главный его идеал) здесь мало подходит,
подберите что-нибудь более подходящее, принадлежащее его веку.
Подводя черту под темой "Пушкин в зеркале критики Воложина", хочу сказать, Вы не понимаете великого русского поэта. Вам не
удалось из него сделать антисемита, но я вижу, как Вы для этого старались. Моя же задача состояла в другом: показать, что
Ваши упреки на мою вторую "Реплику" были необоснованными. Напомню, Вашу реакцию на нее: "Ну что мне делать!? Если я пишу
одно, а прочитывают этот Акимов и Мендельсон - другое. Я - "нехудожественность", они - "антисемитизм", я - "выражение "в
лоб", нравоучение", они - "национальная нетерпимость", я - "идеал семьи", они - "еврейство". Даже имя мое отказываются
прочесть, как оно написано".
Как написали, так Вас и прочитали; напишете по-другому, и прочтут Вас по-другому.
Вывод из моей третьей "Реплики" для Вас, Александр, неутешительный. Я хоть и не психиатр, но убежден, что у Вас имеется
определенная негативная фиксация на евреях, причем находится она в довольно запущенном состоянии. Вы, между прочим, зря
поссорились с доктором Иегудой Мендельсоном. Я прочитал у него на сайте, что подобное зацикливание он снимает с помощью
гипнотерапии.
Но в целом, Александр, я Вам благодарен. Изучая Ваше творчество, я прочел умную статью Фридмана, просмотрел книгу
Выготского, насладился стихами Пушкина и Ахматовой. Когда бы я выкроил для них время? А здесь Вы подоспели со своими
критическими статьями. Спасибо Вам, надеюсь, что и Вы из моей "Реплики" извлекли для себя какую-то пользу.
Я прощаюсь с Вами, Александр, и у меня есть предчувствие, что навсегда. Желаю Вам творческих успехов. С уважением, Олег
Акимов.