Ночами писал роман. Жена, переводчица, сидела на кухне, работала с тоненькой иностранной книжонкой и толстыми русскими словарями. Время от времени из комнаты доносились протяжные звуки – то ли стон, то ли просто мычание. Утром Эдик шёл на работу с больной головой, кое-как просиживал день и снова за каторжный труд. Писание никак не давалось, не шло, но писал и писал, мучительно, напрягая извилины, себя изнуряя. А когда машинистка ему напечатала, получилось совсем немного – никакого романа, так, средненькая повестушка.
Борис её прочитал и сделал «ряд замечаний». Во-первых, сказал, хорошенько подумай над первой строкой. Талантливые писатели более всего мучаются над первой строкой. Посмотри, как сейчас начинаются книги: «Я был зачат сквозь два презерватива», «Беременных баб трахать нельзя» и так далее. А главное – пиши непонятнее (тут он засмеялся, в скобках добавив: «Когда не знаешь, что писать, пиши непонятно»). Развивал свою мысль на примере:
– Вон Татьяна Тонкова – стала писать непонятно и сразу же вверх пошла, теперь живёт в Штатах, наши берут у неё интервью. Я, говорит, занимаюсь в Америке с литераторами, учу их писать, вернее, поправилась, как не надо писать. Что верно, то верно, читаю на днях её новый роман – морду всю исцарапал, пока продрался, образец, как не надо писать. Но она на вершине.
Уходит в комнату, возвращается с ночной вазой, источающей зловоние, шаркает сквозь кухню в туалет. Идет обратно в комнату, слышен голос бабы Лизы — Что, гнида, как срать — так запросто, а как убрать за собой — так мы не можем? Зато жрать мы можем? Ууу, когда же ты сдохнешь наконец… В комнату, где бубнит баба Лиза, врывается Ольга, закрывает за собой дверь, слышится ругань, визг, что-то бьется. Распахивается дверь, появляется разъяренная Ольга, тащит за собой бабу Лизу, та кричит — пусти, сатана, пусти-и! Ольга волочет бабу Лизу через кухню в другую комнату, швыряет ее там на диван, а сама пытается отворить окно на улицу. Баба Лиза затихает, следя за манипуляциями Ольги. Не справившись со старыми рамами, та хватает стул и разбивает стекло. Баба Лиза сидит недвижима, но когда видит кровь (Ольга поранила руку), бросается к ней, оттаскивает от окна. Все-все-все — бормочет она, — успокойся, все сейчас пройдет, все пройдет, не буду я больше, старая совсем, не буду, я тоже устала, тебе тяжело, не буду больше, не буду, все-все-все и т.д. У Ольги истерика. Владик сидит на кухне в той же позе у окна. Когда возня в комнате затихает, парень начинает тихо напевать.