Поэзия не слова. Это подсветка. В ее нулевой энергии, превосходящей атомную, слова начинают обретать новый смысл, и смысл обновления поэзии лежит в проблеме существования этой точки в тексте или ее отсутствии. Чтобы слово было, нужно то, что было до слова. То, что его превосходит. Удивительно, что это место пространства и смысла формируется обступившими его словами же. Но после того как они это место невесомости создали, застолбили, оно начинает создавать их, как тантрический секс, в котором не бывает промаха мимо Солнца. Он лепит тела, смысл их и позы, создает богинь на месте людей и сияние на месте воздуха. Потому что он и есть то, что можно назвать Божественной невесомостью, полой энергией. И после встречи с собственным падением понимаешь, что, читая марафонский монолог Соловьева, и до этого ты имел дело не с обычными объектами, названными словами – людьми, автомобилями, улочками Мюнхена, а с чем-то другим, с языка бежащим, от определения уклоняющимся. Возможно, с богами и местами их обитания. Или, как это любит называть сам автор, – с ангелами.

Снегири пируют, расточительно роняя ранетки в снег под деревом. Яркие, алые птицы среди белого снега. Ветки дерева украшены снегирями, как спелыми, сочными яблоками. Водитель остановил машину, опустил стекло и смотрит на птиц. Снег залетает в открытое окно, тает на лице, но молодой человек словно не чувствует холода. Стайка снегирей вдруг срывается, будто кто спугнул, и, улетая, теряется в снежных хлопьях.

Снег сыпет, сыпет. Кажется, что он хочет засыпать, закутать, упрятать в белое одеяло весь город. В снежной пелене звучит только тишина, проглатывая шаги и слова людей. Под снежным пухом потерялся рельеф. Все стало всем. Силуэты деревьев, мягко и плавно стекают вниз, к заснувшей под белым покрывалом земле, и вверх, в падающий снег, растворяясь невидимо в небе. Только цветы в витринах, как окна в другой мир. Удивительный, яркий, цветной и недоступный отсюда, из белого, все поглотившего цвета, и его тишины...

...Деревья умирают, скидывая с себя золотой подвенечный наряд…Но умирают, чтобы опять воскреснуть. А воскресну ли я...? Дождь за окном плачет вместе со мной. Глаза мои слепы и ничего не видят, душа моя - пепел… черный, потухший… Любовь моя далекая, ставшая холодной звездой в ночном небе, - не добраться мне до тебя, не добраться... Позволил ты видеть лишь твой мерцающий свет… Далекий… ледяной…недосягаемый… Держала я огонь твой в руках своих, но не уберегла… Парила я, счастливая, над землею на невидимых крыльях, но крылья мои оказались бумажными и упала я, разбившись о голые камни… Познала я небо поцелуев твоих, но стали они ядом, что убивает меня. Просыпаюсь, залитая соленой водой по ночам, где сны - воспоминания о тебе приковали меня прозрачными цепями к образу твоему, плоти твоей, что стали сладостной моей тоскою…, нескончаемой болью… И задыхаюсь я в муках, желая тебя бесполезно, безнадежно! Тоскуя по тебе, любовь моя, бесконечно! Где ты? С кем ты? Кому отдаешь свои ласки небесные? Кого целуешь ты крепко, жадно, словно пьет воду замученный жаждою путник! Не меня… Не меня… Кому отдаешь ты душу и сердце свое, словно заблудившийся странник, нашедший свое пристанище! Не мне… Не мне… И не хочу принимать и понимать, что НЕТ тебя отныне в моей жизни… И никогда не будет более… Лишь одно могу понять и принять - смерть принесет мне покой и облегчение...

Они – это мы, это я. Эти свиньи – мой народ. Народ, который не преминет оттолкнуть слабого от кормушки, который порвёт за свою территорию, окатит грязью и дерьмом, когда ты не будешь к этому готов, и сшибёт с ног, влетая в автобус, чтоб побыстрее занять себе место. Он не остановится, увидев слёзы, обиду, безысходность, нерешительность… и правду. Втопчет в грязь, в болото, из которого, если повезёт, выкарабкаешься через неделю, месяц, год. А если не повезёт? Слабым здесь не место, умники остаются в стороне, успевая порой отхватить и себе кусок, гордые уже давно застолбили место в самой грязной луже посреди двора, остальные же просто глупцы и неудачники. Здесь, на Земле, правят хитрые, лживые, расчётливые, самые матёрые и щетинистые, те, кому уже нечего желать. Но животное чувство не подавишь – это удел сильных. А сильных среди нас не так много, как может показаться. Да и кто они такие?! Что могут они? Молчать, ждать, верить, стремиться? Терпеть, надеяться, оставлять, быть… людьми?

Каждый несовсем обычно одинок, это их нормальное состояние. Возможно, если бы Два Несовсема могли бы быть вместе, то наверное вся Бесконечность бы сжалась до точки, а потом бы расцвела и превратилась в новую Вселенную. Это было бы потрясающие зрелище со множеством спецэффектов. Но скорей все было бы гораздо проще - они наверно счастливы. Но такого не бывает, Несовсем всегда одинок. У него могут быть друзья, скорей всего их даже не так уж мало, еще у них могут быть любимые, но тем не менее, внутри у них всегда одиноко...